Чума в Бедрограде

Любой человек, так или иначе чувствующий себя причастным к подобным событиям, в какой-то момент немного сходит с ума, теряет ориентиры и представления о здравом смысле — даже несмотря на то, что именно здравый смысл нужно сохранять изо всех сил.

Охровичу и Краснокаменному как раз необходимо к концу сентября написать хотя бы одну статью, они и так манкируют своей академической нагрузкой и могут в любой момент лишиться звания кандидатов наук. Поскольку они не гнушаются ничем, можно предложить им идею. Ройш даже мог навскидку привести несколько исторических примеров. Если же этот синдром или эффект уже описан каким-нибудь психоложцем, тем удобнее проследить его проявления в исторических событиях.

ВОЛОСЫ РУСЫЕ ДЛИННЫЕ ГЛАЗА СЕРЫЕ ОДЕТА В СВИТЕР ДЖИНСЫ ДА ДА Я ЗНАЮ О КОМ РЕЧЬ ВЫЕЗЖАЮ

Электричка только-только пересекла окраину города и проползла мимо краснокирпичного здания, некогда бывшего одной из казарм Охраны Петерберга, а теперь выполнявшего, по всей видимости, функцию склада или другого подобного подсобного помещения при стоящем неподалёку заводе. Здание казармы сохранили в исторически первозданном виде — не из сентиментальных побуждений, а, по всей видимости, из-за качества кладки — только обнесли голубым забором. Очевидно, предполагалось, что «весёленькое» сочетание красно-рыжего с голубым должно разнообразить пейзаж, однако в реальности оно только пробудило художественную жилку в некоем вандале, крупно намалевавшем поперёк всего забора «ХУЙ ТЕБЕ В РЫЛО, КАПИТАН ДАЛЬНЕГО ПЛАВАНЬЯ», и дальше, меленько, но явно той же рукой (хоть уже и без запятых): «здесь был хикеракли я знаю мне рассказали».

Морская тематика пронизывает весь город Бедроград, даже его вандалов.

Женщине на корабле не место.

ЛЕЖИТ ОДНА ЧЕРЕПНО-МОЗГОВАЯ ТРАВМА ВЫ НЕ ЗНАЕТЕ ЧТО МОГЛА ДЕЛАТЬ В ХАЩИНЕ У НЕЁ ТАМ ПОДРУГА

Нельзя не отдать должное либо интеллектуальному уровню, либо связям бедроградских вандалов. Информация о том, то Хикеракли нередко бывал в казармах Охраны Петерберга, разумеется, не является секретной (как не может являться секретной никакая информация о человеке, написавшем как минимум четыре автобиографических повести), но в отрядские учебники по истории Революции не входит. Из-за своих культурных особенностей Петерберг некоторое время являлся закрытым городом, любой несанкционированный выезд из которого пресекался так называемой Охраной Петерберга — одним из трёх существовавших тогда в стране военных подразделений. Это было явно излишне радикальной мерой, призванной, вероятнее всего, оправдать существование в Росской Конфедерации боевых единиц в принципе, что запрещалось дипломатическими отношениями с Европами, постулирующими Неагрессию. Тем не менее, Охрана Петерберга существовала, и любой человек, пытавшийся выбраться за границы города без соответствующих бумаг, попадал к ней в руки.

Надо ли удивляться, что Хикеракли бывал в этих казармах немалое количество раз.

Как и в доме у Ройшей. Хикеракли бывал там и пьяным, и подвыпившим, и слегка подшофе, и даже трезвым — но от него в любом случае нестерпимо несло. Когда отец Ройша как-то раз спросил у него, зачем он так много пьёт, Хикеракли ответил, что «невозможно жить в стране, которую сам построил». На резонное замечание, что, если воспоминания о Революции неприятны, постоянно ходить в гости к наследникам одного из членов Революционного Комитета как минимум неразумно, он выдал гору соплей, сводящихся к тому, что он же их любит, что детям нужен хоть какой-то дедушка (дети — по крайней мере, сам Ройш — были с этим решительно не согласны), что хэра Ройша он тоже любит, а они на него так похожи, и вообще, что какая разница, «если ты делал Революцию, тебе всё в стране будет напоминать, как ты её делал». Выдав последнюю сентенцию, Хикеракли громко спросил у пространства, где все его биографы и почему за ним никто не записывает столь глубокое высказывание, и отключился.

Наутро он, само собой, ничего не вспомнил и всё отрицал.

Единственный урок, который Ройш для себя из этого извлёк, — это что некоторых невыносимых людей всё же можно выносить. Впоследствии это ему пригодилось.

НЕ ДУМАТЬ ПРОСТО НЕ ДУМАТЬ ОСТАЛОСЬ ВСЕГО НИЧЕГО ВЕДЬ ОБЕЩАЛИ ЗАЩИТУ ЗАЧЕМ ПОЕХАЛА В ХАЩИНУ НАШЛА ВРЕМЯ

Электричка начала мягко тормозить. Хащина — не конечная станция, двери откроются ненадолго, поэтому Ройш поднялся, взял портфель и зонт и вышел в тамбур. Там воняло табаком, но к этому Ройш тоже привык: пытаться заставить Охровича и Краснокаменного перестать делать то, что им нравится, — бессмысленное занятие.