По контрасту с Гитлером и Лениным, режиссер наделяет своего Хирохито всеми теми добродетелями, отсутствие коих и привело к краху протагонистов предыдущих картин. Хирохито лишен демонической воли к власти (зачем она тому, кто родился богом?). Он почитает мать и нежно привязан к семье, в то время как Гитлер — яростный враг брака и размножения, Ленин жену называет “коровой”, а на могиле матери не был четыре года. Хирохито любит природу. Он — сторонник эволюции, а главное, император — воплощение традиции, культуры, которая веками шлифовала элементарные отношения власти и подчинения, превратив подчинение в возвышенное служение, а преклонение перед обожествляемой властью — в духовный подвиг.
“В двух предыдущих лентах моей тетралогии — „Молох” и „Телец” — героями были люди бесконечно далекие от смирения и каких-либо угрызений совести. Для одного из них, Гитлера, абсолютная власть, добровольно дарованная ему народом, явилась и абсолютным наркотиком. Герой „Тельца” — Ленин — во время уже смертельной болезни почти подошел к осознанию ужаса исторического тупика, в который он завел страну. Но, как говорится, было поздно, слишком поздно…
Герой новой картины „Солнце” император Хирохито — фигура удивительная. Он — единственный из крупных политических фигур прошлого столетия, кто, пройдя через страшные события ХХ века, став свидетелем грандиозного поворота в истории своего народа, выжил… Ленина смертельно ранили, Гитлер покончил жизнь самоубийством, Муссолини был убит… Хирохито даже не судили.
Я показываю характер, отличный от предыдущих персонажей, — образ человека, который более европеец, чем можно предположить. Известно, что правитель увлеченно занимался ихтиологией, вел научные исследования даже в то время, когда американцы уже двигались по территории страны. Только такой глубокий человек, имеющий совершенно отличный от обычного политического резона мотив, способен в момент острейшего кризиса найти гуманный, а потому единственно верный выход из него. Ни один политический деятель, ни до, ни после Хирохито, не смог поступить так же, как он” (из интервью с Сокуровым под названием “Александр Сокуров: Хирохито — яркий пример умной силы” — журнал “Ролан”, 2005, № 1(46), февраль).
Ах, какая замечательная картина! Ах, какой душка император, гуманист и миротворец, почище Махатмы Ганди! Только как быть с тем обстоятельством, что ровно эта же самая языческая, синтоистская модель власти выпестовала отчаянный японский милитаризм, санкционировала ряд чудовищных военных преступлений и поставила Японию на грань национальной катастрофы?
“Солнце” — самый, мягко говоря, неправдивый и даже неправдоподобный из всех фильмов трилогии. Известно, что между высадкой американцев и отречением Хирохито прошло почти полгода, и все это время шли переговоры: как бы так поступить с императором, чтобы и нация не взорвалась, и возрождение сверхагрессивной империи было бы уже невозможным. Сохранение императору жизни, свободы и номинальной власти стало результатом прагматичной, взаимовыгодной для Америки и Японии сделки, но отнюдь не плодом персонального героического выбора Хирохито. Да, он не был маньяком и согласился подписать капитуляцию, хотя Япония могла бы еще воевать. Но после падения двух атомных бомб на Хиросиму и Нагасаки было уже ясно, что сопротивление бесполезно. Так что оставалось лишь спасать то, что еще можно было спасти: жизнь императора и монархическую форму правления.
В “Солнце” реальные исторические события поданы в столь упрощенной, настолько сказочной форме, что сама дистанция между фактом и его экранной интерпретацией обнажает задушевные интенции Сокурова полнее, нежели все, что мы видим собственно на экране. В божественном Хирохито Сокуров прозревает идеальное для себя сочетание утонченного смирения и абсолютной власти над помыслами и душами подданных; и остается только вздыхать, что подобный идеал достижим лишь в культуре, веками недвусмысленно признававшей в правителе — бога.
Все это, конечно же, личное дело Сокурова. “Как он дышит, так и пишет”. Нужно только отдавать себе отчет, что в выведенных им фигурах Гитлера, Ленина и Хирохито объективно есть нечто общее. И Германия, и Россия, и Япония — страны “ускоренной модернизации”, и в каждой из них в какой-то момент задачи внутренней мобилизации способствовали воскрешению абсолютно языческого культа властителя. В Японии, где эта языческая традиция никогда, в сущности, и не прерывалась, культ оказался наиболее изощренным, гибким и способным выдержать самые сокрушительные удары. Но не стоит забывать, что во всех трех случаях обожествление власти привело к столь сокрушительным и страшным последствиям, что поддаваться его идеализации — пусть и в формах медитативного, сугубо авторского кино — по меньшей мере неосмотрительно.
Читать дальше
