Через прорезь пулемета
Я ищу в пыли врага.
Застрочу огнем кинжальным,
Как поближе подпущу.
Ничего в бою не жаль мне,
Ни о чем я не грущу.
Только радуюсь убойной
Силе моего дружка.
Видеть я могу спокойно
Только мертвого врага.
(Стихи Нестора Махно)
Людям войны очень трудно приспособиться к мирной жизни. Многим не удается. Нестор Махно как-то “затерялся” в послевоенной Франции. Аркадий Гайдар все мирные годы продолжал носить шинель, вел кочевую жизнь, воспитывал “краснозвездную гвардию” и писал книги о войне (прошлой и будущей). Останутся в русской литературе “Жди меня”, “Ты помнишь, Алеша…”, “Живые и мертвые” Константина Симонова. А кто вспомнит его “Русский вопрос” или “Четвертый”? Николай Тихонов, отказавшись от военной темы, превратился из подающего большие надежды поэта в успешного, но скучного советского функционера. Впрочем, это уже другая тема.
Беляков Сергей Станиславович — критик и литературовед, заместитель главного редактора журнала “Урал”. Постоянный автор “Нового мира”.
1 Пустовая В. Человек с ружьем: смертник, бунтарь, писатель. О молодой “военной” прозе. — “Новый мир”, 2005, № 5.
Евгений Шкловский. Аквариум. Рассказы, роман. М., “Новое литературное обозрение”, 2008, 608 стр.
Первая книга Евгения Шкловского “Заложники” появилась в издательстве “Культура” лет двенадцать тому назад. Теперь его неизменно печатает “Новое литературное обозрение”, не часто, с интервалом в несколько лет, зато не экономя на спичках: на хорошей бумаге и в элегантном, как здесь, у Ирины Прохоровой, заведено, оформлении (“Та страна” — 2000, “Фата-Моргана” — 2004). Охотно, я бы даже сказала — с удовольствием, откликается и текущая пресса. Имена рецензентов, известные, и мнения их, положительные, вынесены на тыльную сторону обложки его сборников и, думается, неслучайно, — судя по персоналиям (М. Кучерская, Д. Бавильский, Вл. Новиков), за неспешной работой Шкловского внимательнее прочих следят литераторы двойного подданства — прозаики, начинавшие свой “творческий путь”, как и автор “Аквариума”, с критических сочинений. Тут есть, видимо, и элемент соревновательности, но и момент солидарности, похоже, присутствует. Репутация — штуковина коварная, а то и пресволочнейшая . Критик, переквалифицировавшийся в прозаики, поэт, зачисленный в переводчики, вызывают у читающей публики легкую улыбку недоверия. Правда, ни Бавильский, ни Кучерская, ни Новиков от первой профессии не отстали, тогда как Шкловский, что называется, “завязал”. И пишет только прозу, и думает-соображает прозой: минимум рассуждений, максимум лиц, характеров и положений. Впрочем, коллеги сию тонкость-отличие в минус ему не зачли. Дмитрий Бавильский в порыве великодушия не поскупился: назвал талант Шкловского — редким. Дескать, нечасто среди нынешних новеллистов встречаются авторы, способные на нескольких страницах текста “дать законченный образ мира и человека”. Отзыв лестный, но к Евгению Шкловскому неприложимый. Ни в рассуждении мира и вселенной, ни в образах персонажей его прозы, равно как и в мыслях, чувствах и поступках их, законченного не сыщешь. С самой проницательной лупой не разглядишь, ибо, как тонко подметила Майя Кучерская, “мир Шкловского полон тайного движения”. И все-таки и умница Кучерская не стопроцентно точна, во всяком случае, на мой взгляд. Е. Ш. действительно старается “отследить, обозначить едва уловимые метаморфозы, трещинами ползущие по реальности”, но не думаю, чтобы поиски
и фиксация злокачественных метаморфоз были “одной из основных его целей”.
Да и слово-то это цель — не из чужого ли и чуждого “словника”? Недаром его так часто склоняет единственно несимпатичный из героев романа “Нелюбимые дети”, заместитель начальницы археологической экспедиции Артем Балецкий. Верно,
однако ж, и то, что Шкловский безошибочно обходит (отбраковывает) чужое и столь же безошибочно чует свое. Даже если свое и впрямь едва уловимо, как, например , в рассказе “Секрет”.
Дачный муж, возвращаясь из города, застает жену и маленькую дочь “что-то роющими в земле” (дочь с совочком, жена с лопаточкой, несерьезной, из детского дачного набора). Решив, что то ли у жены прорезалась страсть к огородничеству, то ли понадобились для рыбалки дождевые черви, отец семейства отключается, предавшись воспоминаниям о дачных сезонах собственного детства, прошедшего в тех же самых декорациях. В том же доме и в том же пейзаже. Разве что сад хоть и заматерел, да как-то усох и скукожился. После смерти основателей, родителей
Читать дальше
