* *
*
“Ничего не поделаешь”, — я говорю.
“Я почти что старухой встречаю зарю.
Но и в семьдесят я ни к чему не привыкла,
И, встречая зарю, я к окошку приникла.
Вон как небо пылает, как небо горит
И какими стихами со мной говорит!”
* *
*
Елене Колат
И ветер ветки оголяет,
И с таксой старичок гуляет,
И тихий дождик моросит,
И воробей глазком косит,
И всё это художник может
Поймать, продлить, коль Бог поможет.
* *
*
Ты, жизнь, ещё не пролетела?
И не спеши, тебя прошу.
Чем где-то там сидеть без дела,
Я лучше здесь помельтешу.
Здесь столько всяческих занятий!
Ну, например, вчера, смотри,
Мы день свой начали с объятий
И пело, пело всё внутри.
* *
*
Над головой такая синь.
Ты не покинешь? Не покинь
Меня, мелодия родная.
Мне надо знать, что не одна я,
Что музыка звучит во мне,
Чтоб после зазвучать вовне.
* *
*
А мне что ни день всё легчает, легчает.
Наверно, души во мне ангел не чает,
Наверное, я полюбилась ему.
За что полюбилась я, вряд ли пойму.
Быть может, за то, что покорно терпела,
Когда было больно, и пела, и пела.
* *
*
Я от нежности таю, как тает на солнце снегурка.
Я от нежности таю к любому мгновению дня.
Мама, видишь оттуда, во что превратилась дочурка?
Я от нежности таю. Почти не осталось меня.
Да и день со мной нежен. К губам прикоснулся снежинкой,
Лёгким тельцем небесным, весёлым своим светлячком.
Мама, видишь оттуда, как таю над дивной картинкой,
Той, что сотворена на едином дыханье, молчком?
Елагина Ольга Евгеньевна родилась в Уфе. Окончила Литературный институт им. Горького и ВГИК. Аспирантка кафедры истории русской литературы ХХ — XXI вв. МГУ. Печаталась в журналах “Бельские просторы”, “Смена”, “Октябрь”, “Эсквайр”, в антологиях современной прозы издательств “Вагриус” (2003), “Поколение” (2007). Финалист премии “Дебют”. Член Гильдии сценаристов и Союза писателей. В настоящее время живет в Москве. В “Новом мире” печатается впервые.
Рассказ
Тем летом я жила на даче у своей тетки. Мне было четырнадцать,
ей — сорок два. И мы обе были влюблены в нашего соседа по дому, Александра Андреевича Валеева — профессора, археолога, знатока мертвых языков, путешественника и мудреца.
Александр Андреевич не догадывался о наших чувствах. Каждое утро он уходил в деревню за молоком с двухлитровым алюминиевым бидоном. Днем — писал научную книгу о затонувших городах или сидел с журналами за садовым столом, почерневшим и взбухшим от дождей. Если тетя Галя была поблизости, он зачитывал что-нибудь вслух, а затем разоблачал прочитанное, подводя сложную аргументацию и ссылаясь на неведомые ей авторитеты.
— Как много вы знаете… — вздыхала тетя Галя.
— Увы, моя дорогая. Забил голову барахлом, теперь избавиться не могу… — Александр Андреевич снимал пластмассовые, немного женские очки, и на его мягком веснушчатом виске таял отпечаток дужки. — Как я мечтаю иногда ничего не знать. Ни-че-го. Просто смотреть на травинки, былинки… как даун. Вы знаете, Галочка, что дауны всегда счастливы?
Наша дача была самой крайней. Сразу за ней начиналась тропинка в сосновый бор. Она проползала под мертвым, до блеска затроганным стволом, прогнуться или переступить который было одинаково неудобно, вливалась в санаторную аллею, а затем разветвлялась на мелкие дорожки, ведущие к лечебным корпусам.
Прямо за калиткой, на зацветшем асфальтовом пригорке торчала водоразборная колонка с красной головой. На ее хоботке для ведра качалась тугая бессменная капля. Она висела, даже если дул ветер, даже если в колонке не было воды.
Во дворе стояла беседка. Вечером мы пили в ней чай. И Александр Андреевич рассказывал, например, про свою экспедицию в Сухумскую бухту, как он искал затонувший город Диоскуриаду и как познакомился со своей женой.
— …Представьте, кислород на исходе, и вдруг замечаю на дне цилиндрический кусок, очевидно — часть колонны. Мы с моей супругой, в скафандрах, еле-еле это дело раскапываем, привязываем к тросу и волочем наверх. Вдруг она замечает, что из нашего античного трофея торчит кусок арматуры! А моя жена, удивительная, надо сказать, женщина…
Читать дальше
