Пожилой корсиканский дон Чезаре Лучано (Нильс Ареструп), лицом и прической напоминающий актера Любшина, рушится с высот иерархии, и это крушение запечатлено в манере носить дорогое твидовое пальто: вальяжно внакидку, свободно расстегнутым, застегнутым на все пуговицы и с поднятым воротником, как у бомжа… Одной этой детали достаточно, чтобы наглядно продемонстрировать превращение всесильного мафиози в бессмысленного, никому не нужного старикашку.
Внешние метаморфозы, происходящие с Эль Джабани, куда масштабнее. Вначале он принадлежит к «синим робам». И хотя огрызается, когда на него наезжают, но вид имеет несчастного, загнанного волчонка, что подчеркнуто мучительно напряженным взглядом, вечно подбитой скулой и шрамом на голове, хорошо видным в коротко стриженных волосах.
После убийства стукача-араба Рейвба, на которое его подписал Лючано, Малик получает свой первый свитер и становится шестеркой в клане корсиканцев. Он варит им кофе, моет полы, обрастает шевелюрой, слегка расслабляется, и из-под густых темных бровей прорезываются умненькие все вокруг мгновенно секущие глазки. Кроме того, по совету убитого им Рейвба Малик идет в школу, дружится со своим арабским наставником Риадом (его вскоре выпускают по причине смертельной болезни) и разбитным цыганом Джордо, который снабжает тюрьму наркотиками. У него теперь целых три точки опоры — две в тюрьме и одна на воле, — и этого достаточно, чтобы Малик, которого французские власти за казенный счет обучили азам экономики, рискнул основать свой собственный маленький наркобизнес.
Когда после изгнания из тюрьмы основной массы корсиканцев (их то ли выпустили, то ли отправили сидеть в родные края) Лючано вынужденно приближает к себе Малика и отправляет в Марсель на опасные переговоры с партнерами / конкурентами, Малик делает себе прическу с идеальным пробором, облачается в костюм с галстуком и становится, по словам Риада, похож на юриста.
Но это не мешает ему, вернувшись в тюрьму после успешного выполнения дипломатической миссии, вновь облачиться в свитер шестерки, варить Лучано кофе и драить полы в его камере. Лючано нервничает, он не привык к подобному наплевательскому отношению к самому святому в криминальном мире — понтам. Он чувствует, что бессилен управлять этим арабом; привычно запугивает, тычет в глаз ложкой, унижает, опускает, внушает: без меня ты — никто. Но Малик уже вышел из-под контроля. И в конце концов он изящно «убирает» Лучано, подставив оставшихся в тюрьме корсиканцев под пули и заточки их конкурентов из итальянской мафии (сам он в это время мудро отсиживается в карцере сорок дней и сорок ночей). Лучано остается в тюрьме один как перст, он — никто. Зато Малик занимает место во главе многочисленной и сплоченной мусульманской стаи, с вожаками которой он на протяжении фильма тоже долго, успешно и довольно жестко интриговал. Власть в тюрьме переходит к нему.
В конце Малик Эль Джабани покидает пенитенциарное заведение в ничем не примечательной кожаной курточке, его встречает вдова Риада с ребенком на руках, они пешком идут «на автобус», а за ними покорно тащатся черный «мерседес» и два джипа с охраной. За кадром издевательски-идиллично звучит тема Мэкки-ножа из «Трехгорошовой оперы».
Конечно же, лягушонок-Маугли смог занять место вожака стаи только потому, что он — человек. И конечно же, авторам фильма, чтобы позволить лоху Малику забрать в свои руки власть над тюрьмой, приходится снабдить его неким набором сверхчеловеческих качеств.
Во-первых, у него есть некая мистическая связь с убитым им Рейвбом, который становится его конфидентом, другом, ангелом-хранителем и наставником. Спит рядом, поздравляет с днем рождения, дает советы, играет в игры, например, находясь в глубине камеры, рассказывает Малику, глядящему в окно, что делает тот или иной заключенный (хорошее упражнение в искусстве управления тюремными массами); и наконец, вертясь, аки дервиш, советует обратиться к Аллаху.
Во-вторых, у Малика бывают очень своевременные видения и вещие сны: он прозревает будущее, что спасает его в критических ситуациях.
В-третьих, Малику просто крупно везет, и, устроив ближе к концу крутую перестрелку на людной парижской улице, он выходит абсолютно сухим из воды и абсолютно чистым из заключения. Никаких претензий к нему у правоохранительных органов нет.
Ну и, наконец, Малик имеет редкую в тюремном мире и уникальную в традиционной мусульманской среде способность «думать головой, а не яйцами» — то есть свободен от жесткого зоопсихологического детерминизма самцовой иерархии и однозначного деления мира на «своих» и «чужих». Малик не встроен ни в какую из конкурирующих стай, что позволят ему свободно манипулировать ими обеими. Его представление о мире намного богаче, он оперирует большим количеством связей, его мышление кажется куда более гибким, чем у всех остальных. Все его действия и решения — парадокс, неожиданность, разрыв шаблона. И при всем том он лишен холодной жестокости, презрения к людям и фанатической жажды к власти, как дон Лучано. Его тянет к человеческому теплу, и своих, арабов, он выбирает в конце абсолютно сознательно и свободно просто потому, что они могут дать то, чего ему не хватает: любовь, уважение, семью, общину, религию.
Читать дальше
