Жестокость, депрессивность и эротика — на этой триаде построены анимационное кино вроде “Наруто”, “Кровь +” и множество сериалов в духе более канонической аниме, манипулирующие мотивами японской культуры в их глобализированном варианте.
Однако воинственный пафос тотального соперничества, томительные предчувствия пагубной, запретной, патологической или даже просто непреодолимой страсти, переживание одиночества в разрастающемся враждебном мире — слишком вечные и потому слишком традиционные мотивы. Сами по себе они не способны выразить тот вкус бытия, который по-настоящему актуален для рубежа XX — XXI столетий. Из специфического ритма этих анимационных сериалов, обрывочного, временами взрывного или заторможенного, с частыми статичными картинками, с долгими паузами в диалогах, с хроническими крупными планами сумрачных лиц, предельно условно обозначающих восточный тип внешности и при всем том учитывающих идеалы Голливуда, — из этого и рождается атмосфера странной реальности и странного в ней напряжения. Из такой реальности как бы отжато и изъято все лишнее, нетипичное, необязательное и хотя бы слегка второстепенное. Здесь нет обыденности и нет воздуха — одни сверхцели и кислород, переходящий сразу в вакуум.
Данная эстетика отвечает нарастающей потребности в виртуальном мире. Она не просто виртуальна, а демонстративно виртуальна, поскольку каждую секунду показывает всю подчиненность жизни персонажей стилю их отображения, технике воплощения фантазий. Депрессивность превращается здесь в стиль жизни героев. А стиль жизни героев оказывается просто стилем, поскольку эта анимация весьма далека от реальности любых стран, континентов и островов.
Чем мрачнее и отрешеннее анимационные лица смотрят на жизнь, тем веселее они общаются со смертью.
Помнится, выдалась одна неделя, когда с разницей в один-два дня прошла серия про похороны козы в “Детках из класса 402” и похороны червяка в “Близнецах Крампс”. И в обоих сериалах по нарастающей шла ирония в отношении всей ритуально-обрядовой стороны похорон, списанной с традиций человеческого общества и адресуемой почившим неразумным тварям. Развенчанию подвергается в данном случае классический гуманизм, абсолютизация серьезного отношения к жизни как таковой, кому бы она ни принадлежала.
Попутно, следуя логике данной анимации, должен уничтожиться и страх смерти, которая демифологизируется, предстает в физической конкретике и, казалось бы, должна успокоить своей очевидной простотой. Однако попутно уничтожаются и пиетет перед смертью, и готовность хотя бы объединяться с кем-то из героев в переживании их трагедии. Вместо преодоления ужаса смерти получается избегание осмысления смертности всего земного.
Современная анимация может приучить относиться к образам смерти как к рядовому, обыденному сопровождению досуга. В сериале “Тутенштейн” школьница Клео, помешанная на египтологии, умный кот Луксор и маленькая мумия фараона Тутанхамона, существа со своими закидонами и комплексами, являют неразлучную троицу. Все их приключения — это бесконечное шныряние из посюстороннего мира в потусторонний и обратно. Вот он, “мир без границ” по-анимационному.
В “Приключениях Билли и Манди” персонаж по имени Смерть — скелет в черном плаще и с косой в костлявой руке — проводит время с двумя детьми, по сути являясь их верным товарищем и нянькой. Это очень трогательная, добрая и современная компания во главе с абсолютно средневековым визуальным образом. Создатели сериала увлеченно играют с фигурой смерти, с традиционной символикой ее “тела”, но эта игра похожа на эскапизм людей, в глубине души панически боящихся смерти, зацикленных на своем страхе и сроднившихся с ним. Такой сериал транслирует на детскую аудиторию заведомые заблуждения по поводу подлинной сути смерти — и вводит смерть в разряд неотъемлемых развлекательных мотивов. Данный эстетический процесс можно назвать виртуализацией смерти, подлинную суть которой современное общество не желает впускать в свой внутренний мир, в свой активный понятийный запас.
Смерть в анимации — это просто один из монстров, которые бывают злыми и добрыми, смешными и страшными. Монструозность же действующих лиц принимает феноменальные размеры. Она говорит о той степени усталости, которую цивилизованное человечество накопило от созерцания реальных существ, достоверно существующих в трехмерном мире.
Читать дальше
