Нет, мне хорошо был известен и коктейль, специально придуманный для поджигания в общественных местах. Он назывался “коктейль Молотова”. И когда мне какой-нибудь молодой человек, склонившись над ухом, рассказывал об отечественной военной мысли, что представлена “Русским фронтом” — лёд, 30 мл персикового шнапса, 30 мл водки, 30 мл малинового сиропа и шампанское, я только и повторял про себя: “Чтоб мы так воевали”.
Так вот, алкогольное путешествие или, как говорят, алкогольный трип всегда становится тяжёл и нелеп. Есть такой тип человека, с особым типом поведения, — казалось бы, редкий, ан нет. Это, скажем, русский, притворяющийся евреем при отсутствии кислотной составляющей еврейской крови — вот, дескать, и я — ваш, свойский, мы с вами почти одной крови... И я, и я!
С алкоголем ровно то же самое — многим людям он и чужд вовсе, а они рвутся на чужую свадьбу. И может, оттого, что я люблю выпить, всё меньше и меньше люблю я пьяных.
Как-то, много лет назад, я принял участие в странном действии. Меня пригласили на открытие памятников ерофеевским героям — человек с чемоданчиком встал на Курском вокзале, а девушка с косой до попы обреталась тогда в начале платформы в Петушках. Потом, кстати, вышел конфуз — рядом с ними пили так грязно и так обильно, что их пришлось убрать подальше от железнодорожных путей, и разлучённые любовники переместились поближе к моему дому, на странный пятачок площади Борьбы. Хоть шпалы и отвергли героев, но рядом по рельсам неутомимо дребезжат московские трамваи.
А тогда я, хромая, с палочкой, явился на вокзал. Для участников торжеств подали особую, литерную электричку. Она была окружена двумя линиями милицейского оцепления, хотя один дачник с сумкой на колёсиках всё же сумел пролезть к цели и только в вагоне понял, как он опростоволосился. Дачнику нужно было куда-то в Купавну, а электричка свистела без остановок до самых Петушков. Было понятно, что случайный пассажир доберётся до дому только к вечеру. Но ему налили водки, и дачник понемногу успокоился.
Водку, кстати, носили по вагонам девушки в лихо приталенной железнодорожной форме. За умеренную плату девушки продавали и путевую коробочку. (Тут я вспомнил о своём крафтовом свёртке, и у меня немного испортилось настроение.) Так вот, в той литерной электричке в путевой бунюэлевской коробочке лежал кусочек варёной колбасы, варёное же яичко, кусок чёрного хлеба, плавленый сырок “Волна” и настоящий солёный огурец — не пупырчатый крепыш европейского извода, а правильный русский огурец из столовой, клёклый и кислый.
Откуда взялись эти продукты — непонятно. Но сдаётся, что их привезли на машине времени.
Я захватил из дома гранёный стакан и начал пить со своими приятелями. Мы вели неспешную беседу, только я время от времени прятал стакан, когда видел милиционеров, проходящих по вагону, — мой способ прятать давно уже забыт большей частью человечества, и здесь не место его раскрывать. Мы неслись к Петушкам, как к оракулу Божественной Бутылки. Впрочем, милиционерам можно было только сочувствовать — инстинктивно они сжимали пальцы на своих дубинках, а вот приказа лупить им не было. Вернее, был приказ не лупить. Перед патрулём была электричка, полная пьяных, но у всех пьяных был дипломатический иммунитет. Поэтому люди в погонах шли как коты мимо бесконечных витрин с сыром.
Путешествие длилось, серп и молот братались с карачаровом, мы доехали до Петушков и встали на краю огромной лужи. Рядом с лужей происходил митинг жителей Петушков и приехавших из Москвы гостей. Динамик исполнил гимн Петушков, в котором были слова вроде “хотя название нашего города странное, все мы тут очень приличные люди”. Исполнялось всё это на мотив “Славное море, священный Байкал”.
Мне, ориентируясь на мой внешний вид, несколько раз предлагали выпить перед камерой. Я отгонял это телевизионное недоразумение матом и объяснял, что выпивка — процесс интимный, вроде любви, а в порнографии я не снимаюсь. Журналисты лежали под лавками, стон нёсся по вагонам. Известный певец тренькал на гитаре. Пронесли мимо звезду коммерческого радио. Увидел я и любовника девушки, за которой я тогда ухаживал. По нему, как мухи, ползали две малолетние барышни. Человек этот, не узнав, сказал мне в спину:
— А трость у вас специально или так?..
Я медленно повернул голову. Этому я научился у своего спарринг-партнёра, короткошеего восточного человека. Он поворачивал голову мелкими рывками, как варан. Производило это весьма устрашающее впечатление. Когда лавка попала наконец в поле моего зрения, я увидел, что она пуста. Никого не было. Я вернулся через три вагона на лавку к старичкам и сказал значительно:
Читать дальше
