Перед “военными” и послевоенными стихами на диск помещена редкая запись: стихи из трагедии “Пролог, или Сон во сне”, то есть из сожженной и восстанавливаемой в последние ахматовские годы таинственной драмы “Энума элиш”. Когда слушаю эту запись, мне почему-то представляется сцена, стол, за ним — Ахматова, а перед ней — актеры, которым еще только предстоит перенести эту поэзию через рампу туда, где сейчас находится ее автор.
Пять лет назад в беседе с О. Е. Рубинчик выдающийся ученый и переводчик Владимир Сергеевич Муравьев (за год до своей скоропостижной кончины) сказал несколько слов о манере ахматовского чтения: “…Ахматова изумительно читала — это, кажется, где-то записали: „Лаской — страшишь, оскорбляешь — мольбой, / входишь без стука…” Как говорила Лидия Яковлевна Гинзбург: „Все поэты всегда хорошо читают свои стихи”. Она была совершенно права. <���…> С Анной Андреевной никогда не было ощущения концерта, никогда не было ощущения исполнения. Пастернак исполнял свои стихи, изумительно исполнял. А она не исполняла их, она их как бы находила в чтении, воспроизводила в устном речевом потоке”8.
А ведь многим слушателям пластинок чудится, что именно — “исполняла”!
Муравьевское “кажется, где-то записали” — это как раз из “Пролога, или Сна во сне” (трек № 14), то, что у Ахматовой обозначено репликой (“Слышно издали”):
Лаской страшишь, оскорбляешь мольбой,
Входишь без стука.
Все наслаждением будет с тобой —
Даже разлука…
То, что представлено в диске как “Из цикла „Ветер войны””, — это запись Льва Шилова, сделанная в День Победы, 9 мая 1965 года, в Комарове. Запись легко атрибутируется по его воспоминаниям9 в книге “Голоса, зазвучавшие вновь”, к которым я с удовольствием отсылаю читателя, не удержавшись, правда, от одного “жизненно необходимого” здесь пассажа:
“…Мне довелось записывать на пленку многих литераторов. Вот уже сорок лет, как это несколько странное занятие является моей основной профессией. Но кажется, что с того памятного дня, когда я приехал с магнитофоном к Анне Андреевне Ахматовой, мне уже никогда не приходилось иметь дело с поэтом, который бы так ясно представлял себе, что читает стихи не только собеседнику, не только тому, кто сейчас сидит перед ним с микрофоном, и не только тому, кто, допустим, через неделю-другую будет слушать эту запись по радио или через год-другой — с пластинки, но читает для многих и многих будущих поколений. Чувство будущих читателей, будущих слушателей было у Ахматовой очень сильно”.
“…А каждый читатель как тайна, / Как в землю закопанный клад…”
Я жалею, что ахматовские реплики (и жалобные, и протестующие, и повествовательные) до, после и во время чтения Лев Шилов не опубликовал на аудионосителе. Ведь в них есть своя “особость”. Впрочем, и воспроизведенные в его воспоминаниях, они дают для мгновенного портрета А. А. тоже много.
А вот историк литературы, публицист и издатель Никита Струве, наоборот, включил этот, как говорят некоторые циничные “радисты”, “мусор” в опубликованную на аудиокассете свою запись ахматовского чтения в Париже 20 июня 1965 года10. Получилось очень беспощадно по отношению к себе (записывающему) и бесценно — для истории литературы. Если бы наука/искусство авторской аудиозаписи у нас действительно существовали, я бы издавал это в двух вариантах: с монтажом и без него, со всеми репликами. И у того и у другого варианта был бы свой слушатель.
Между прочим, если бы не поездка Шилова в Комарово (чтобы не ехать с пустыми руками, он взял с собой переписанные в тот же год с валиков ахматовские записи 1920 года, но они А. А. не тронули11), у нас вообще не было бы записи “Мужества”.
Именно этим “военным” стихотворением закончил свой знаменитый очерк 1964 года Корней Чуковский. Ахматова была тронута текстом и при случае спросила Л. К. Чуковскую, почему так получается, что Чуковский — единственный критик, которому удается “писать громко”.
“Потому что он пишет вслух”, — ответила Лидия Корнеевна.
Вошедшие в CD воспоминания “Об Александре Блоке” (трек № 21) — это все, что осталось от несостоявшейся телесъемки для передачи о нем. Ахматова в тот день не согласилась сниматься, телевизионщики ее, как водится, обманули и приперлись с аппаратурой, надеясь, что “уломают”. Тем не менее Ахматова не далась, соглашаясь лишь на магнитофон. В результате вышло по ее.
Читать дальше
