Именно Максимову принадлежит уникальное свидетельство того, как Ахматова однажды слушала собственную аудиозапись. Удивляться этому факту не приходится; Анна Андреевна, как известно, старалась следить, когда это было возможно, за “следами пребывания”. Уж если, как она сама рассказывала, даже в кратковременных зарубежных поездках занималась тем, что без конца “правила чужие диссертации”…
“Не забуду, когда, сидя у нас дома на диване, Анна Андреевна величественно слушала граммофонную запись своего голоса (первую или одну из первых). Голос читал размеренно, на очень ровной интонации, без резких звуковых сдвигов и модуляций. Голос был низкий, густой и торжественный, как будто эти стихи произносил Данте, на которого Ахматова, как известно, была похожа своим профилем и с поэзией которого была связана глубокой внутренней связью. Мгновенные спуски в этом чтении (оттенок усталости) не нарушали общего впечатления от него. Ахматова сидела прямо, неподвижно, как изваяние, и слушала музыкальный гул своих стихов с выражением спокойным и царственно снисходительным.
— Ну как, Анна Андреевна, нравится вам это чтение?
— Ничего.
Эту монументальную, мистериальную и единственную в своем роде сцену — Ахматова наедине с эхом своего голоса — я прочно запомнил. Звуковой двойник поэзии Ахматовой, ее поздней сумрачной лирики, и ее пластичный человеческий образ соединились в этом таинственном, неповторимом, величественном диалоге ее с собой: звучащего голоса и поэта, который отвечает ему своим говорящим молчанием…”
Ценители звучащего слова помнят и знают, что голос Анны Ахматовой издавался на виниловых пластинках неоднократно и вполне приличными тиражами. Кстати, в составлении первой такой пластинки (1962) Ахматова принимала непосредственное участие, она включила в нее стихотворения из цикла “Тайны ремесла”.
Одна из ахматовских пластинок, вышедшая в 1968 году, к началу девяностых выдержала восемь изданий.
Во многих домашних фонотеках до сих пор, знаю, хранятся два диска-гиганта — “Анна Ахматова. Стихи и проза” (впервые — 1986) и “Анна Ахматова. Стихотворения и поэмы” (впервые — 1988). Эти большие белые пластинки, с анненковским графическим портретом на одной и знаменитым рисунком Модильяни на другой, тоже успели переиздаться еще до того, как фирма “Мелодия” окончательно почила в бозе, а на смену винилу пришли лазерные компакт-диски.
Об истории ахматовских записей, о формировании и содержании ахматовского фонда в крупнейшей отечественной коллекции — собрании Государственного Литературного музея рассказано в книгах Льва Шилова “Я слышал по радио голос Толстого…” (1989) и “Голоса, зазвучавшие вновь” (2004).
Иными словами, тех, кто заинтересуется, я и отсылаю к этим изданиям; более обстоятельного представления этой темы — с именами, хроникой, сравнительным анализом сделанного, с привлечением литературных источников и живых свидетельств — пока нет. Кстати, я узнал, что полный текст последней шиловской книги выложен на одном из интернет-сайтов, так что пересказывать наработанное и обобщенное им не стану. Добавлю только, что чрезвычайно важным и актуальным для отечественной звукоархивистики мне представляется малодоступная научная статья Шилова “Звучащие тексты Анны Ахматовой”. Эта работа, как я понимаю, была написана для конференции, прошедшей в Институте мировой литературы Академии наук 15 — 17 июня 1989 года и посвященной столетию Анны Ахматовой4.
Перед тем как представить читателю и возможному любителю звучащей литературы два известных мне компакт-диска с авторским чтением Анны Ахматовой, признбаюсь: я очень люблю ее голос. Люблю и доверяю ему с того момента, как перевел иглу проигрывателя на виниловую пластинку, а из колонок зазвучало — для меня и сейчас неизъяснимо завораживающее, заполняющее собою пространство комнаты — торжественное: “Бывает так: какая-то истома; в ушах не умолкает бой часов…”
Мне и сегодня кажется неслучайным, что первым стихотворением, которое я услышал, было именно “Творчество”: о все победившем звуке. Собственных свидетельств об авторском чтении Анны Ахматовой у меня, конечно, нет и быть не может, я родился через месяц после ее смерти. Но издавна читая ее стихи и книги о ней, общаясь с знавшими ее и все чаще слушая записи (коих в моей коллекции немало), я стал замечать странную вещь: живая Ахматова незаметно вдвинулась в мою жизнь настолько, что с течением времени в присутствии ее голоса мне стало чудиться, словно она наблюдает за мною, читателем-слушателем, из своего бессмертия. Короче говоря, слушать ее “просто так” и даже “с интересом” у меня не получается; представьте себе, что слышите голос Пушкина или Гёте, — и вы поймете, о чем я. Когда я узнал, что отыскалась звуковая телесъемка5, помню, разволновался так, словно увижу и услышу ее живую, не отделенную от меня вакуумной телевизионной трубкой. Так и случилось. И хотя лихорадочный голос итальянского репортера порядком перекрывал чтение короткого стихотворения6, — мне казалось, что именно она без всякого напряжения забивает, покрывает своей просодией отнюдь не дантовскую, а сицилийскую скороговорку старательного папарацци. Я слышал только ее.
Читать дальше
