Третий. Блеснул луч света и в темном царстве нашего телевидения: неожиданно для многих телезрителей в начале текущего года был показан телесериал Глеба Анатольевича Панфилова “В круге первом”, поставленный по одноименному роману А. И. Солженицына. И с экрана прозвучали известные читателям романа добрые слова о Б. С. Стечкине.
Но главное, как это и ожидается поклонниками таланта замечательного ученого и инженера, — стали пробиваться к жизни его идеи и предложения. Благодаря деятельности РАО ЕЭС, возглавляемого А. Б. Чубайсом, начинают широко применяться газовые турбины в качестве дополнительных источников энергии на ТЭЦ, а также автономные газотурбинные установки для снятия пиковых нагрузок в энергосетях, как и призывал в свое время Борис Сергеевич. Объявлено также о строительстве в Москве в ближайшие годы двадцати (!) газотурбинных электростанций.
Снова заговорили о спасении наших городов и промышленных центров от выхлопных газов автотранспорта. Возможно, на сей раз за словами пойдут дела.
Наконец, еще одна идея Бориса Сергеевича робко пробивается на поверхность. Это — реформа научных организаций и системы высшего образования в России.
Дела Стечкина призывают к самостоятельности мышления и с ним — к самостоятельному проектированию энергоустановок и двигателей как залогу действительной экономической независимости и мощи нашего Отечества.
1 Ветвями этого “древа” стали его работы в самых разных, порой неожиданных областях техники: динамо-реактивное оружие; автотранспортные двигатели; дизели и самолетные ускорители; скоростные торпеды и гидрореагирующие ракетные двигатели; ионные и плазменные ракетные двигатели для космических летательных аппаратов; ракета-носитель Н-1; безмашинные преобразователи энергии — МГД-генераторы.
Десятников Владимир Александрович — художник, искусствовед. Родился в 1931 году в потомственной казачьей семье. Служил начальником погранзаставы; ветеран Великой Отечественной войны. В 1965 году окончил искусствоведческое отделение исторического факультета МГУ. Заслуженный деятель искусств, автор ряда книг, альбомов и путеводителей, посвященных русскому искусству. В 1993 году избран вице-президентом Международной славянской академии. В “Новом мире” печатается впервые.
В давнюю мою бытность сотрудником Министерства культуры СССР случай свел меня с архитектором-реставратором П. Д. Барановским. Ему тогда исполнялось семьдесят лет, и реставрационная мастерская, где он работал, представила его к присвоению почетного звания “Заслуженный деятель искусств РСФСР”. Петр Дмитриевич принес в министерство автобиографию, фотокарточку, листок по учету кадров и список творческих трудов. Старший инспектор отдела кадров, подполковник авиации в отставке, полистал документы Барановского и безапелляционно заявил:
— Какое вам может быть звание? Вы всю жизнь церкви реставрировали.
Продолжать разговор было бессмысленно. Петр Дмитриевич положил бумаги в потертый портфель с ручкой, оплетенной синей изоляционной лентой, и вышел. Мне было стыдно за моего коллегу, но служебная этика не позволяла встревать в разговор. А так как бывший подполковник был еще и бывшим мужем министра, прямым заступничеством можно было испортить все дело. Я вышел из кабинета и побежал в гардероб. Петр Дмитриевич неспешно надевал свой темно-серый демисезон, в котором он выглядел скорее мастеровым, но никак не ученым. Извинившись, я попросил его отдать мне принесенные документы. Расчет мой был простой. Бывший подполковник частенько прихварывал. Я надеялся в его отсутствие заготовить необходимые бумаги и подписать у начальства. В то время я учился в МГУ и знал, что П. Д. Барановский приступил к реставрации Крутицкого подворья в Москве. Знал я и другое — что человек он прямой и у него много недоброжелателей. Звание ему нужно было не корысти ради, а как щит от несведущих людей, а то и заведомых врагов.
Звание Петру Дмитриевичу все-таки присвоили. Последние двадцать лет жизни он охотно ставил свою подпись в защиту памятников Отечества на прошениях, где нужен был высокий ранг челобитчиков. Что касается личной выгоды, то Барановский никогда ее не искал. Несмотря на огромную разницу в возрасте, мы подружились с Петром Дмитриевичем, и я стал бывать у него дома. Он жил с женой, Марией Юрьевной, в маленькой коммунальной квартире в бывших больничных палатах Новодевичьего монастыря. Мария Юрьевна относилась ко мне тепло, по-матерински. Она была известным ученым, специалистом по декабристам и крупнейшим знатоком московских некрополей. На ее долю пришелся нелегкий и скорбный труд быть секретарем комиссии по эксгумации и переносу могил Н. В. Гоголя, Н. М. Языкова, А. С. Хомякова, С. Т. и К. С. Аксаковых, Д. В. Веневитинова и многих других, кому не повезло в 1930-е годы. Это она тогда записала, что корень березы, посаженной над могилой Веневитинова в Симоновом монастыре, пророс через сердце поэта. Ею был передан в Литературный музей перстень с руки Веневитинова. Найденный при раскопках Геркуланума, этот античный перстень был подарен поэту Зинаидой Волконской. Овеянный легендой перстень поэта экспонируется сейчас в Литературном музее, что в Нарышкинских палатах на Петровке.
Читать дальше
