В начале этих заметок я писал, что анархизм представляется мне серьезной доктриной, достойным выбором. Может быть, правда, лишь потому, что на логотипе этого движения первым словом выбито слово “Свобода”. Но сейчас, заканчивая этот разговор о Бакунине, которого А. Блок, напомню, назвал “распутьем русской жизни”, я сам будто стою на распутье и не знаю, что сказать. Была бы моя воля, я отмотал бы время назад, до самого этого распутья, и пошел другим путем. Думаю, софизм о “разрушающем духе” не стоил того, чтобы городить весь этот революционный огород. Двойное отрицание являет нам природа: зима не есть весна, а весна не есть лето, и не нужно семи пядей во лбу, чтобы это понять. А за революцию, за фанатизм, за тупое отрицание мы заплатили чересчур уж большую цену. И философия садов мне ближе, чем бакунинский раж, и дух пушкинского “станционного смотрителя” кажется мне прекраснейшей из философий. Я знаю: никакой волей, никакими силами прошлое невозможно вернуть назад. И время, которое неудержимо протащило нас из средних веков в XIX век, а потом — пожалуйте — к нам, в постиндустриальное информационное и какое-то там еще общество, устремляется дальше с нарастающей скоростью в направлении, большинству из нас вряд ли известном. И ровным счетом ничего из прошлого больше не важно. Все это пустые слова. Они не работают. Не работают фундаментальные законы политэкономии Маркса и ленинская “журналистика”; вся анархическая литература стала трухой, потому что более не существует предмета — “народа”, который она описывает. Разумеется, я тоже не знаю, куда течет влекущее нас время: сейчас оно затащило нас в глобальный кризис, из которого человечество не знает выхода. А значит, почти все мы — и нынешние, и прошлые — виновны в том, что это случилось. Было, было какое-то распутье, и мы не распознали верную дорогу и пошли, значит, с кистенем по первопутку, понастроили тюрем, понаделали шпицрутенов… Нет, не туда, не туда надо было… А куда? Возможно, мы окончательно сбились с пути. Но если Мишелю Бакунину удастся совершить побег из своего прошлого в то будущее, в котором от дней сегодняшних уцелеют лишь святые да пророки, то лишь благодаря слову “свобода”, словно тавро, выжженному у него на челе. Все остальное про него забудется. А свобода — она останется свободой и там, в будущем, которому мы не знаем названия. Ибо будущее, да без свободы — это вообще что-то невообразимое…
1 Здесь: жизнь в обществе (англ.) .
2 Что за человек! (фр.)
3 Но я не вижу ни малейшего покаяния в этом письме! (фр.)
4 В Париже провозглашена республика (фр.).
Дела академика Стечкина и "Дело "Промпартии""
От редакции. В этом номере под рубрикой “Далекое близкое” мы публикуем очерки о двух замечательных деятелях российской науки и культуры, которые в XX веке следовали своему призванию и долгу служения стране вопреки любым политическим обстоятельствам, препонам и репрессиям. И вышли из этих обстоятельств все-таки победителями.
Хомяков Анатолий Михайлович — специалист по механике конструкций, кандидат технических наук, доцент Московского авиационного института. Родился в 1940 году. С 1991 года выступает в прессе со статьями по истории техники и проблемам высшего технического образования. В “Новом мире” печатается впервые.
Техническая история XX столетия немыслима без научно-практического наследия Бориса Сергеевича Стечкина как ученого и инженера.
Главная его роль в технологическом движении человечества и прежде всего становлении и развитии отечественной промышленности отразилась в трех направлениях техники: авиационные двигатели, газовые турбины и экологическая безопасность автотранспорта.
Все три направления у Стечкина взаимосвязаны, что свидетельствует о том, что его деятельность, несмотря на “непростой” жизненный путь, была последовательной и целеустремленной.
Выполняя наказ своего учителя, профессора Н. Е. Жуковского (“авиация будет развиваться за счет двигателей”), Борис Сергеевич посвятил значительную часть жизни авиационному двигателестроению. Он усовершенствовал тепловой расчет поршневого и создал теорию воздушно-реактивного двигателя со всеми его разновидностями, от газотурбинного до прямоточного. Сам термин “воздушно-реактивный двигатель” (ВРД) введен Стечкиным.
Читать дальше
