…Федоров живет и работает на острове Большой Пелис. Разглядывая его картины, я вспоминаю другого мощного живописца и литератора — москвича Леонарда Данильцева, когда-то сподвижника Кабакова, Целкова, Шемякина. Увы, в отличие от В. Ф., Данильцев забыт художественным миром.
В этом же номере “ДВ”, в статье Натальи Гребенюковой, сообщается о выпуске Гродековским музеем книги стихов девяти поэтов дальневосточного русского зарубежья (от Ещина и Несмелова до Спургота и Завадского). Напомню, что именно на пограничной с Маньчжурией станции Гродеково, на полу пересылочной тюрьмы и умер в 1945-м Арсений Несмелов. К этому изданию были привлечены многочисленные фондовые собрания и архивы. Молодцы музейщики.
Исабель Лорка. Память моя, память. Воспоминания о брате. Главы из книги. Перевод с испанского и вступление Н. Малиновской. — “Иностранная литература”, 2010, № 9.
Сестра решилась рассказать о своем знаменитом брате и о себе только на восьмом десятке лет. “Это не автобиография, хотя личность мемуаристки ощутима в каждой строке. И не исповедь, хотя слышно, как прерывается ее голос. И все же Исабель Гарсиа Лорка не просто рассказывает свою жизнь. Здесь другой импульс — воскресить исчезнувшее: тот мир, о котором уже некому вспомнить, сад, что цвел почти сто лет назад — и был растоптан, мелодию, отзвучавшую „в те баснословные года”. Это память чувств — тех фундаментальных и элементарных пяти чувств, которыми человек наделен от природы. А ведь, по свидетельству Федерико Гарсиа Лорки, способность ощущать (в буквальном смысле) мир — корень поэтического дара: „Поэт обязан быть знатоком своих пяти чувств. Важны все пять, но в таком порядке: зрение, осязание, слух, обоняние, вкус”. Естественно здесь же упомянуть Пруста, знавшего силу памяти чувств и перенесшего ее на страницы „Утраченного времени”. Скажи кто донье Исабель про эти параллели, она бы, наверное, тоже обронила: „Это уж слишком”, хотя, читая ее „Память”, слышишь эхо колыбельной и препирательства няни Долорес с мамой в патио, откуда протянулась в детскую ленточка света с парящими пылинками” (из вступления).
“Мы давно уже бьём во все колокола…” Беседа Натальи Харламовой с епископом Выборгским Назарием, наместником Свято-Троицкой Александро-Невской лавры. — “Родная Ладога”, 2010, № 3 .
“Я могу рассказать, как нам монашествовать тут, на Невском проспекте. Когда приходит некая дама на экскурсию с туристической группой и говорит: я заплатила тридцать рублей и хочу посмотреть, как монахи живут, покажите мне келью. Нет, это правда. Это я не шучу. Но секретов нет, как мы живем. Когда я пришел, нас было девять человек. И число братии пополняется очень медленно. На сегодняшний день 37 насельников вместе с послушниками. Ведь те люди, которые склонны к уединению, к монашеству в обычном понимании, естественно, не стремятся в монастырь на Невском проспекте. Это одна проблема. Но есть и другая — общая для всех монастырей — это то, что часто приходят люди, которые отвергнуты семьей, отвергнуты государством, никому не нужные.
И вот нам, когда мы еще сами в себе не обрели достаточно сил, приходится таких людей принимать. Если человек не знает даже молитвы „Отче наш”, как я могу рассматривать его кандидатом в монахи, да еще в городе. И поэтому, конечно, отсутствие кандидатов для пострижения — это одна из главных проблем. Приходят иногда очень хорошие молодые ребята, но я не могу их взять сюда. Потому что здесь много искушений, стоит только выйти за ворота... Необходимо, конечно, иметь подворья, скиты в более спокойных местах, где бы люди могли духовно укрепляться, и потом только оттуда таких людей переводить сюда в монастырь”.
“Не пойман — не кадр!” С фотохудожником Александром Тягны-Рядно беседует Станислав Лаврович. — “ШО”, Киев, 2010, № 9-10 (59-60).
“ — Сейчас многие фотографы пытаются привлечь внимание публики скандальными темами, снимают нечто, что прежде было темами запретными. Ты же никак и никогда не идешь на такие шаги. Снимаешь в классической манере, без выкрутасов. Скажи, а тебе никогда не хотелось сотворить фотографический скандальчик? С распространением его в сопредельные области?
— Наверное — нет! То есть я, конечно, понимаю умом, что это было бы не бесполезно для пиара, но как-то ломает поступаться принципами ради „конфетки”. Для того чтобы сделать нечто большее, чем просто информационная фотография, надо, чтобы тобой двигало какое-то мощное чувство. И я для себя давно решил, что чувство, которое я бы хотел вложить в фотографию, — это любовь. Любовь в широком смысле слова. Для того чтобы сделать, скажем, альбом о городе, мне нужно этот город полюбить. Или чтобы сделать портрет человека, я должен влюбиться в него, пусть на доли секунды, но влюбиться, даже если он вообще-то мне не очень симпатичен, хотя, не работая в прессе, таких людей можно просто не снимать…
Читать дальше