Ей было тогда за шестьдесят, через десять лет начнется ее травля, инспирированная помощником Суслова и журналом “Огонек”… Неизвестно, смогла бы она вот так прочитать эту поэму в более поздние годы. Напомню, что чтение длится почти час!
…Иногда голос чуть-чуть дрожит, иногда Л. Ю. немного задыхается и “глотает” окончания. Вот она выпускает название одной из “главок”, вот “молкнет” у нее превращается в “смолкнет”. Что еще? “Булочная” тут — по-московски, через “ш”, а “Казбек” — с отчетливым “э”.
Передав “Про это” магнитофонной пленке, которой, как и самого магнитофона, напомню, и в природе-то не было в те времена, когда появилась поэма, Лиля Юрьевна словно бы подвела какую-то черту, словно бы что-то добровольно завершила . Но все-таки — что она чувствовала? “Она просто не могла заставить себя делать что-то против воли, — писала о ней Рита Райт-Ковалева. — Это в ней и обезоруживало. И ко всему, что с ней происходило в данную минуту, она относилась всерьез”.
Как бы там ни было, но никакая история литературы с подобным сюжетом никогда не сталкивалась.
Судя по многим воспоминаниям, Лиля Брик тянулась к талантливым, самобытным поэтам, и если не покровительствовала им, то, во всяком случае, становилась их преданным читателем, следила за их творческим развитием, напряженно ждала новых стихов. Так уж получалось, что это почти всегда были мужчины: Николай Глазков, Борис Слуцкий, Виктор Соснора.
В своих воспоминаниях “Дома и миражи” Инна Генс-Катанян рассказывает об уникальной рукописной книге — свидетельстве таланта двух молодых людей, художника Михаила Кулакова и поэта Виктора Сосноры. Эта подаренная Лиле Юрьевне и ее мужу книга соединяла “экспрессивные иллюстрации с напоминающим японскую каллиграфию почерком художника” (в 1964 году Кулаков переписал на листах плотной бумаги серию стихов Сосноры на тему “совы”). Вдова Василия Васильевича Катаняна процитировала и отрывок из письма Лили Юрьевны сестре от 31 марта 1962 года: “Скоро должна появиться книга Виктора Сосноры: этот 25-летний слесарь, работающий на одном из ленинградских заводов, — превосходный поэт; у него голова полна стихов, он необычайно симпатичный — все время пишет. Асеев в восторге от него и даже завидует его таланту”7. Добавим, что через Эльзу Триоле Лиля Брик устроила Сосноре в те годы приглашение в Париж и долгое время, говоря о молодом поколении поэтов, называла Виктора Соснору “лучшим среди них”.
Я уже писал, что в книге “Дом дней” (СПб., “Пушкинский фонд”, 1997) Соснора нашел немало добрых и таинственных слов для памяти, личности и образа Лили Брик. В первой части нашего обзора (“Новый мир”, 2007, № 6) упоминался и тот факт, что Лиля Брик переслушивала магнитофонную запись авторского чтения В. С. и что маленькая виниловая пластинка с записью чтения стихотворений из книги “Кристалл”8 вышла в 1981 году, через три года после добровольного ухода Л. Ю. из жизни.
О Викторе Сосноре пишут нечасто, но уж если и пишут, то всегда говорят о легенде, об особом языковом волшебстве поэта и, конечно, о его “трудности”. “Трудность” — есть, и она прежде всего — читательская. В случае Сосноры “трудность” есть “твердость”, кажется, именно об этом написал в статье “Против течения” (1984) Вл. Новиков, говоря о том, что нравственные уроки поэзии “могут быть претворены во всем смысловом, образном, ритмическом строе стиха. Именно таким путем идет Виктор Соснора, реализуя свои максималистские установки к кристаллической твердости стихового мира, не давая читателю отдыха и расслабления, требуя от него постоянного душевного труда”. И выше: “Это поэзия преодоления преград, мучительного труда, подвижничества, добровольного самоотречения”.
Я бы сказал, что стихи Сосноры — это всегда трагедия, даже если они — победа. Читал этот великий стихотворный труженик завораживающе-обнаженно, в абсолютно “антиактерской” манере, не скандируя, но выпевая себя, придерживаясь ритма-графики текста.
Сейчас, когда выпущены аж три компакта с его авторским чтением, записанным в новом веке, я жалею лишь о том, что слушателю-новичку не с чем будет сравнить это чтение, точнее, что он не сможет протянуть прочную звуковую нить от прежнего “человека-поэта” — к нынешнему. Между записями 60-х и 80-х годов и теми, что сделаны сегодня, когда В. С. не слышит себя (но слышит свою музыку), плотной воздушной подушкой стоит Время. И дело тут совсем не в том, что “оно никого не щадит”, просто этому звуку предшествовал тот звук. Впрочем, в Интернете живут кое-какие старые записи Сосноры, в частности сделанные в Новосибирске в 1965 году9.
Читать дальше
