— Преступление, — повторяет Жанка.
— Вот насадили бы подсолнухов...
— Подсолнухов?
— Подсолнухов.
— Подсолнухов.
Баба Вика мечтательно смотрит в окно. Жанка смотрит на бабу Вику.
— Я десять лет продавала на вокзале семушки, — говорит баба Вика. — Ну, до пирожков, ты знаешь. Жарила семушки, расходовала целые мешки семушек, и никогда, чтоб ты, Жанка, знала, я не видела подсолнухов. Что называется — мещанка до мозга костей. — Баба Вика не очень натурально смеётся.
— Если ехать электричкой в Киев, можно целые поля подсолнухов увидеть.
— А ты их видела, Жанка?
Жанка мнётся. Она точно не помнит.
— Кажется, видела, — говорит она, — но, может, это по телевизору.
— Вот и я так! По телевизору. По телевизору всё показывают... Знаешь что, Жанка? Давай поедем в Киев, а? На электричке. Когда подсолнухи будут цвести. Давай?
— Хорошо, Виктория Викторовна, поедем.
Она не смеет поднять голову. Разглядывает потрескавшийся асфальт под ногами. Свои ноги. Форму собственных туфель.
Но он идёт — Жанка в этом уверена. Он приближается. Прилавок с мороженым сегодня выходной. Он идёт к ней, к Жанке.
— Один пирожок, — говорит он и протягивает Жанке гривну пятьдесят.
— С чем? — Жанка дрожащими руками берёт деньги и исподлобья смотрит на него.
Боже, думает Жанка, какой он красивый.
— А с чем есть?
— С картошкой... с мясом... с капустой... с луком и яйцом... с горохом... и... и... с абрикосовым джемом.
— Ого! Непросто выбрать!
Он впервые за два года глядит на Жанку.
В меру толстоватая, ничем не примечательная женщина средних лет. Она ли это здесь продавала пирожки вчера? И на прошлой неделе?
— Как вас зовут? — вдруг спрашивает он.
Жанка поднимается со скамейки. Она с ним почти одного роста, а раньше казалось, что он высокий, как столб.
— Жанна. Меня зовут Жанна.
— Какое... пышное имя. — Его громкоговоритель падает с плеча на землю. Он смущён.
— Пышное? Вы намекаете на то, что я толстая?
— Нет-нет! — Он наклоняется, чтобы поднять громкоговоритель, ощупывает асфальт, словно слепой. — Я говорил только про имя. Имя пышное. Так можно было бы назвать торт.
— Торт?
Он исследует асфальт, она роется в коробке с пирожками.
— Так какой вам пирожок?
К первому пути тихо, словно змея, подползает киевская электричка. Двери открываются: толпа людей вываливается на платформу. Часы на привокзальном столбе показывают 13:48. Тополиный пух зависает в воздухе. Конец. Это конец, думает Жанка.
Подходят сразу четверо любителей Жанкиных пирожков.
— Четыре с мясом, Жануся.
— С картошкой.
— Дай-ка мне, солнце, два с абрикосами. В кулёчек.
Громкоговоритель опять на плече. Он протискивается вперёд, сквозь стену кожаных курток и кроссовок.
— Извините, мужики, но сейчас моя очередь. Жанна, — обращается он к ней, — прошу, один пирожок на ваше усмотрение. Какой дадите, такой и съем.
Жанка деревенеет. Перебирает в руках пирожки с разными начинками. Картошка. Горох. Мясо. Лук/яйцо. Абрикосовый джем. Холера.
Беспомощно смотрит на него.
— Послушайте, — шепчет она приговор самой себе, — что же вы за человек, который не может даже пирожок самостоятельно выбрать?!
Жанка завесила тёмными шторами окно. Сидит на кровати, положив руки на колени. Через окно теперь ничто не проберётся.
— Жанна, — говорит Бог, — мне не нужны окна, чтобы добраться до тебя. Я вездесущий.
— А я не прячусь, Боже. Я просто не хочу тебя видеть.
4
Становится всё жарче и жарче. Жанке приходится надевать на работу всё более лёгкую и светлую одежду. Её лицо обгорело на солнце, кожа облупилась.
— Ты, Жанка, похожа на обезьяну, — ради шутки замечает Ирма Ивановна, хотя её шутки мало кого могут развеселить.
— Не обижай меня, Ирма, я тебе придумала бизнес.
Жанка многозначительно замолкает.
— Бизнес?
— Ну, помнишь, ты говорила недавно, что хочешь открыть своё дело? По продаже услуг? Помнишь?
— Помню.
— Вот я и придумала тебе дело.
Читать дальше
