Бородатая голова Бога нервно летает под потолком, ударяется об люстру, и люстра падает на пол.
— Ты мне здесь истерик не устраивай! — кричит Жанка. — Лети себе на своё небо, или в Лапландию, или на Карибские острова, а меня оставь. Я не хочу тебя слушать. Я достаточно намучилась. И теперь всё. Буду продавать пирожки, есть их, смотреть телевизор, ходить в туалет, покупать себе импортные блузки раз в два месяца. И всё. И буду так жить. Как насекомое.
Голова Бога ударяется об оконное стекло, и оно, дзенькнув, разбивается.
— Что ты мне всё портишь! — кричит Жанка. — Вот так Бог! Поглядите на него! Вместо того чтоб помогать и строить, он окна разбивает!!! Тоже мне! Я подам на тебя в суд! Ирма говорила, сейчас каждый, кто хочет, может подать в суд...
Жанка включает свет. Заметает веником оконные осколки. Чувствует, как бородатая голова Бога тихонько садится ей на шею.
Теперь у меня две головы, думает Жанка, боясь пошевелиться, одна голова моя, вторая — Богова.
— Ну хорошо, говори, что хочешь сказать.
Жанка напрягается, вслушиваясь в Божий шёпот.
— Заслужить? — Её удивлению нет границ. — Что значит заслужить? Разве я до сих пор не заслужила?! Я молилась каждый вечер! Я никого не убивала... и не крала... и маму похоронила по-человечески... Что значит делать добро? Разве я злая?
Жанка берётся за голову, потому что ей кажется, что голова сейчас треснет.
— Что ты мне мозги пудришь! Как я могу заслужить его? А ты прожорливый! Тебе мало моей веры — хочешь меня целиком!.. Заслужить его... — Жанка ложится на пол, так что вы можете видеть её всю. — Хорошо, Боже. Я сделаю так, как ты говоришь. Но смотри, если опять обманешь, то я забью окно.
3
Этот май никогда не кончится. Ирма Ивановна лениво листает журнал “Отдохни”.
— Нужно что-то делать, Жанка, — говорит она. — Так жить нельзя.
— Нельзя, — вздыхает в ответ Жанка.
— Я вот думаю серьёзным делом заняться. Фирму свою открою.
— Ты?
— А что, я тут нанялась мороженое продавать до скончания лет?!
— Не знаю. Чем мороженое плохое?
— Ты, Жанка, униженно мыслишь. Тебе скажут мыть туалеты — и ты будешь мыть. Не пискнешь.
Смирение, — думает про себя Жанка.
Ирма Ивановна продолжает:
— Я уже разузнала, что почём. Сначала нужно оформиться частным предпринимателем. Чтоб платить один налог. Потом регистрирую у себя дома фирму, и глядишь — пойдёт как по маслу.
— А что твоя фирма будет продавать?
— Услуги!
— Услуги, — повторяет Жанка. — Звучит очень солидно.
— А сейчас, Жанка, всюду так. Сейчас целые состояния на продаже услуг зарабатывают. Все продают услуги. А Мироновка в смысле услуг очень недоразвита. Из Киева ещё не наприезжали. Просто рай для начинающих бизнесменов. Приходи и только и успевай доллары в морозилку складывать.
— И какие услуги ты будешь продавать, Ирма?
Ирма Ивановна запнулась:
— Вот какие именно услуги — ещё не придумала.
Виктория Викторовна ночью вызывала “скорую” — “дёргало” под рёбрами.
— Знаешь что, Жанка, — говорит она, — нужно бизнес наш приостановить, а то я боюсь.
— Чего боитесь, Виктория Викторовна?
— Понимаешь, Жанка, я целый день жарю пирожки. А потом, ночью, думаю про пирожки. Если не жарю, то думаю, если не думаю, то жарю. Пирожки отбирают у меня всё время. А у меня его и так очень мало. Я боюсь.
— Чего?
— Смерти, Жанка. Боюсь смерти.
— Не бойтесь, Виктория Викторовна. Вам до смерти ещё далеко. Сколько вам лет?
— Шестьдесят семь.
Женщина молчит.
— Этот май никогда не кончится, — неожиданно меланхолически говорит баба Вика. — И не тепло и не холодно. Ненавижу такую погоду. Дождь льёт каждый день. Всё цветёт...
— Да. В городе очень много тополиного пуха, а у меня на него аллергия. В этом году тополя рано зацвели.
— Видишь, Жанка, — говорит баба Вика, одной рукой массируя там, где должно быть сердце, — в этой стране никто ничего хорошего другим не сделает. Понасажали тополей, потому что они быстро растут. А то, что у людей бывает аллергия на тополиный пух, их не интересует. Ну разве так можно? Это же преступление.
Читать дальше
