— Правее, правее играйте!
И он играл “правее”.
Тем не менее все мелодии и мотивы в “Истории лошади”, взятые с моего голоса, исполнялись в спектакле абсолютно точно, один к одному, как я пел.
Эти мелодии впоследствии точь-в-точь звучали и в мюзикле “История лошади”, шедшем на Бродвее. Так что хотите верьте, хотите нет, но я до сих пор являюсь... первым и единственным советским (или российским) композитором (!), чей мюзикл шел на Бродвее. Невероятно, но факт! Впрочем, Ирвинг Берлин и Модуньо тоже, кажется, не знали нот, а сочиняли, и еще как сочиняли... А недавно я где-то прочитал, что один из “Битлз”, гениальный Маккартни, тоже начинал как чистый “слухач”.
Помнится, мне было стыдно перед С. Е. Розенцвейгом, и я попросил одного тогда неизвестного совсем композитора — звали его Александр Журбин! — помочь мне, и он помог: записал несколько номеров. Спасибо ему за это.
Что ни говорите, а вот так бывает в театре!..
Я до сих пор улыбаюсь, когда читаю в договоре со мной: “Академический Большой драматический театр, именуемый в дальнейшем „заказчик”, и Розовский Марк Григорьевич, именуемый в дальнейшем „композитор” ...” Вот так!
...Начались репетиции, которым, как всегда, предшествовало распределение ролей. И на этот раз особых расхождений с Гогой не было, хотя теперь мне было дано право сделать свои предложения. Предлагаемый мною Олег Басилашвили на роль Серпуховского был утвержден сразу, без обсуждения. Единственную фразу бросил Гога:
— Может быть, подумать о Стржельчике... — но сам тут же поправился: — Нет, он будет опереточный, Басилашвили лучше.
Чтобы “сохранить” Стржельчика в спектакле, я предложил ему роль Генерала.
— Нет, — сказал Гога, — это второстепенная роль, не для Стржельчика... Возьмите Панкова.
Роль Вязопурихи-Матье-Мари требовала актрисы “вне возраста”. Гога предложил Валентину Ковель.
— Она будет очень хорошей лошадью. Учтите ее эксцентризм, эстрадность.
— Помоложе бы! — взмолился я. — Тут нужна красавица.
— Ничего, ничего... Все — будет!
К сожалению, как потом выяснилось, именно эта роль, в силу ее сложности, нуждалась в более тонком распределении. Валя Ковель, отменно играя Вязопуриху, все же не во всем могла достичь того, что мне хотелось в Матье.
В “табун” зачислены были актеры среднего поколения (молодых в БДТ почти не было).
— Только не называйте их табуном, это может их обидеть.
— А как?.. Ведь у Толстого — табун, и ничто другое.
— Называйте массовку хором. Это лучше звучит.
— Но у меня в пьесе табун и назван хором.
— Вот и хорошо.
Нюансы, нюансы... Вдруг — требуется псевдоэтика. То же самое вранье, только в завертке. Нельзя употреблять слова, которые соответствуют смыслу. Нужно изобретать нечто, что всех устраивает. Впрочем, “массовкой” я и не собирался никого называть. В “Холстомере” нет массовки в общепринятом театральном смысле. Хор — такой же главный герой действия, как и Холстомер. У него мощнейшие нагрузки и серьезнейшие идейно-художественные функции. Он во многом определяет эстетику и философию спектакля. Но назвать его толстовским словом “табун” было бы неверно, ибо в сценическом выражении это не только лошади, но и актеры, играющие в лошадей. Так что замечание Георгия Александровича совпадало с тем, как роль Табуна была обозначена в пьесе, и потому безоговорочно мною было принято. Но интересен сам факт этого замечания. И то, какие мотивы у этого факта — в чисто этическом плане.
Кстати, первые репетиции с Хором я решил уделить пластике. Для этого по своей собственной инициативе пригласил известного в Ленинграде специалиста-пантомимиста, своего товарища Гришу Гуревича (Гри Гура) с просьбой помочь мне в пластических решениях. Это почему-то не понравилось Гоге. С Гришей так и не был заключен договор, и, к сожалению, после нескольких его встреч с актерами Хора-Табуна я был вынужден делать эту работу в одиночку.
— Не надо вам никого, — сказал Гога. — Вы сами отлично справитесь, Марк... Вы сами специалист...
— Но мне неудобно перед Гришей. Он ведь уже начал работать.
— Ничего неудобного нет. И потом, я не понимаю вас чисто творчески — вы что, хотите, чтобы наши актеры делали пантомимы?.. Пластика должна быть импровизационной, несложной — что-то вроде аккомпанемента главному — Толстому.
Читать дальше
