Нола, как и он, — парвеню, девочка из американской глубинки, выросшая без отца, рядом с сестрой-наркоманкой и матерью-алкоголичкой. Но, в отличие от Криса, Нолу в семье Хьюлеттов не приветствуют, поскольку она-то как раз дрессировке не поддается. Со свойственной обитателям Нового Света честолюбивой зацикленностью Нола мечтает состояться сама по себе, не желая быть просто красивым приложением к роскошной мебели, поместью, дорогим машинам и ложе в опере. Она хочет быть актрисой, упорно таскается на прослушивания, пытается пробить стену лбом, то есть занимается ровно тем, от чего раз и навсегда отказался Крис. Ей вежливо намекают: пора бы успокоиться, примириться, отказаться от несбыточных упований. Нола бунтует. После одной из таких воспитательных бесед она выскакивает из уютной гостиной под дождь, плачет злыми слезами, топает по грязи, не разбирая куда… И тут герою удается наконец-то улучить долгожданный момент: мимолетный секс под дождем на пшеничном поле, когда Нола, оскорбленная и взвинченная, отдается естественному порыву, для Криса как глоток воздуха в мучительном, растянутом во времени процессе “самоудушения”. Но продолжения быть не может: “Что было, то было, — резонно говорит Нола. — Но мы оба связаны с другими людьми. И скоро станем родственниками”. Он все понимает: скандал в благородном семействе не нужен ни ей, ни ему.
Однако Ноле так и не удается удержаться в семейном кругу Хьюлеттов. Слишком она яркая, неудобная, темпераментная… Том в конце концов разрывает с нею помолвку, и, узнав об этом, Крис, уже женатый, сломя голову бросается разыскивать свою нимфу. Тщетно. Она уехала. Куда — неизвестно. Он тихо доходит; пренебрегая супружескими обязанностями, неделями не занимается с Хлоей любовью; страдает от приступов клаустрофобии в обширном, комфортабельном офисе… Пока совершенно случайно вновь не обнаруживает Нолу, приехав на встречу с женой в Галерею Тейт (современное искусство — еще один “пунктик” Хлои, и папа вскорости даст ей денег на открытие собственной галереи).
Крис видит Нолу, скользящую вниз по эскалатору; точнее — ее отражение в гигантской стеклянной стене. Он мечется по лабиринту музейных залов, стараясь решить две задачи одновременно: усыпить бдительность жены и, отыскав Нолу, склонить ее к продолжению отношений. Вся эта лихорадочная игра в кошки-мышки происходит на фоне гигантских абстрактных полотен и пафосных интерьеров в стиле хай-тек. Вуди Аллен так настойчиво заполняет пространство культурными знаками, что “искусство” некоторым образом “выпадает в осадок”. Театр, живопись, архитектура, итальянская музыка, звучащая беспрестанно за кадром, создают изысканную условную рамку для разыгрываемого перед нами “кукольного спектакля”, в коем участвуют “Парвеню”, “Сексуальная блондинка”, “Серая мышка — жена” и сплоченная, но безликая массовка “Респектабельного семейства”. Итальянские арии в исполнении Карузо одновременно и романтически возвышают, и комментируют, и сводят к банальному “общему месту” порывы страстей. А визуальные лейтмотивы тянутся за каждым из персонажей: современная живопись — лейтмотив интеллектуалки Хлои, природа и бабочки — лейтмотив Нолы, старинное средневековое поместье — символ незыблемости семейных традиций Хьюлеттов, герою же сопутствует лейтмотив клетки — стеклянная дверь из ромбиков в его съемной квартире рифмуется с гигантскими ромбами окон в здании корпорации, где он служит. Все это сделано вполне ненавязчиво, но так, что зритель (не без удовольствия, надо сказать) все время ощущает под покровом квазиреалистической семейной истории упругий каркас изящно-ироничного “балаганчика”.
В то время, как Хлоя с рыжей приятельницей, уткнувшись в каталог, спорят вполголоса, где находится какая-то видеоинсталляция, Крис в двух шагах от жены побелевшими губами молит Нолу дать номер ее телефона. Та, поколебавшись, дает. И сюжет сворачивает в бурное, полное подводных камней русло адюльтера. По утрам Хлоя настойчиво требует “заняться с ней этим”, поскольку утро, по словам доктора, — “лучшее время”… “Только сначала я должна измерить температуру”, — говорит она и с постным видом засовывает в рот градусник. Потом, отделавшись от тягостного семейного долга, герой несется к возлюбленной, срывает с нее одежды и не может оторваться, не может насытиться… Унылые семейные радости подсвечены запретным сексом, то бешеным, то невыносимо, томительно сладким. Так проходит зима, весна…
Читать дальше
