Крис и Хлоя едут с друзьями на длинный уик-энд в родительское поместье, лениво строят планы поездки по греческим островам. В чинные, идиллические беседы на пленэре и за семейным столом все время врываются настойчивые и неуместные звонки Нолы. Она сообщает, что беременна, и требует срочно приехать. Соврав что-то, Крис бросается к ней. Он в бешенстве: “Я никак жену не могу обрюхатить, а ты залетела!” — “Это знак! — кричит Нола. — Ты не любишь ее. Ты ненавидишь свою жизнь. Это знак! Ты должен бросить все это и быть со мной!” Действительно знак. Наступает ситуация выбора. Не между одной женщиной и другой. Не между семейным долгом и страстью. Между жизнью и смертью: жизнью с ее риском, непредсказуемостью, грузом ответственности — и тихой респектабельной летаргией в завидном статусе “зятя владельца компании”. После недолгих оттяжек и колебаний Крис делает выбор. Он… убивает Нолу.
Убивает не то чтобы хладнокровно, но спланировав и рассчитав все до мелочей. Вначале он убивает соседку, инсценирует ограбление, а затем пристреливает любовницу из дробовика, как якобы случайную свидетельницу, оказавшуюся, на свою беду, в неподходящее время в неподходящем месте. Не повезло бедняжке! Вся эта кровавая “постановка” идет под звуки драматически взволнованного оперного речитатива, а после убийства Крис бросается в такси и едет в театр смотреть вместе с Хлоей мюзикл “Женщина в белом”.
Сцена убийства, хоть и заключена режиссером в условные, театрально-оперные кавычки, все-таки бьет по нервам. Убийство! Шаг радикальный, крайний. Во имя чего? Все литературные предшественники Криса Уилсона убивали ради обретения каких-то новых возможностей. Раскольников — движимый “комплексом Наполеона”, Клайд Гриффитс — в надежде выбиться из нищеты и приобщиться к недосягаемому для него клану избранных. Крис начисто лишен наполеоновских амбиций, равно как и безумной тяги к деньгам: он не игрок, не стяжатель, и роскошь для него — всего лишь атрибут ставшего привычным образа жизни. Крис убивает именно ради привычного, ради того, что есть. Человек идет на страшное преступление и страшный, в общем-то, риск ради того лишь, чтобы без каких-либо потрясений, завернутым в “теплую вату”, дожить до почетной пенсии и не менее почетных похорон. Где он, мятежный дух европейского модернизма?! Следы его можно отыскать сегодня разве только в Америке. Европа же, утратив амбиции, погружается в сон. Самое забавное, что “Матч-пойнт” издевательски предвосхищает реальную политическую коллизию, развернувшуюся всего полгода спустя после выхода фильма: баррикады, погромы и всеобщую забастовку во Франции, когда нация в едином порыве восстала против невиннейшего “Закона о первом найме” — робкой попытки правительства расширить возможности самореализации граждан за счет незначительного ущемления их социальных гарантий.
Однако фильм Вуди Аллена — не только едкая сатира на стареющую цивилизацию, у которой остался один-единственный идол — собес. Режиссер с присущей ему тотальной иронией выстраивает внутри картины некую надбытовую, метафизическую коллизию, в свете которой можно предположить, что Крис — не просто обласканное судьбою ничтожество, но своего рода “везучий Иов”, который всю дорогу ведет тяжбу с Богом.
Слабый намек на религиозное воспитание, фразы типа: “Я думаю: вера есть путь наименьшего сопротивления”, апология везения, подкрепленная “научной” теорией происхождения мира в результате абсолютной случайности, ощущение жизни как трагической бессмыслицы — все это не поза, как может показаться, это — позиция. Герой начинает с того, что закапывает в землю данный Богом талант, и дальше ему приходится жить не своей жизнью. Благое Провидение пытается спихнуть его с гибельного пути, посылая всякие знаки. Встреча с Нолой и бешеная страсть к ней — конечно же знак. И повторная встреча в Галерее Тейт — тоже. Кроме того, дважды является неизвестно откуда рыжеволосый вестник-наперсник, коллега-теннисист. Первый раз — чтобы напомнить, что талант все-таки был и Крис мог бы стать “поэтом с ракеткой”. Второй раз Крис обсуждает с приятелем вставшую перед ним дилемму выбора, и друг, выслушав, грустно констатирует: “Ты просто недостаточно любишь ту женщину”. Беременность Нолы — уже не просто знак, это пинок судьбы: мол, хватит уже, пора выбираться из клетки! Но Крис упорствует, больше того, “цепляясь за прутья”, решается на убийство, которое тоже обставляет исходя из присущей ему логики “везения-невезения”: раз миром правит случайность, ничего нет легче, как убедить людей, что девушка оказалась в неподходящее время в неподходящем месте. Все поверят, никто не станет доискиваться до связи причины со следствием.
Читать дальше
