“Секс в большом городе” привлек теоретиков, вероятно, прежде всего тем, что он — повествование о сбитости, спутанности ролей. (К слову, спутались они и в головах самих исследователей. Бостонский преподаватель литературы Дэвид Гревен — “Музей противоестествознания: мужчины-фрики в „Сексе в большом городе”” — всерьез подозревает героинь в том, что и сами-то они лишь “временно закрепились в шатком пограничном состоянии между реальными женщинами, которыми они являются, и мужчинами-гомосексуалистами, которых они играют”.) Сбитости вынужденной, невольной: ведь представления об этих ролях у героинь — а пожалуй что и у создателей сериала — остаются до простодушного классическими. “В поисках идеального партнера, — пишет ди Маттиа, — Кэрри проецирует свои фантазии на двух мужчин: Мистера Бига, классического „фаллического” соблазнителя, напоминающего героя „Унесенных ветром” Ретта Батлера, и Эйдана Шоу, сильного и чувственного „спасителя” вроде персонажей современных любовных романов <���…>”: этот последний “готов играть роль „спасителя”, следуя сценарию, который ведет к предложению о браке и ответу „Я согласна””.
Все искренне готовы играть роли из предлагаемого (массовой) культурой репертуара и ждут того же от других. Ан нет: не получается.
Речь идет, похоже, о серьезном кризисе моделей существования, о принципиальной проблематичности нынешних образцов для выстраивания себя. О том, как человек “посттрадиционного” общества изо всех сил изобретает традиции. О жгучей потребности его (если угодно, человека вообще) в условностях — и о неминуемых сложностях, которые вызывает необходимость этим условиям подчиняться.
Но почему обо всем этом надо говорить на материале заведомых пустяков вроде “Секса в большом городе”?
Ответ опять же напрашивается сам собой: современному человеку — даже если он интеллектуал — так всего понятнее. И потому что сериал (еще и комедия, между прочим) — вещь, по определению не претендующая ни на какую серьезность. И разумеется, потому, что он — как бы — об отношениях между полами.
“Эпохи, в которые секс делается объектом обостренного внимания культуры, — писал некогда Юрий Лотман, — время его физиологического упадка, а не расцвета”. Насчет физиологического сказать трудно, а вот о смысловом его упадке задуматься, кажется, пора. Несмотря на очевидное перепроизводство дискурса по поводу секса, то есть как раз даже вследствие этого. (Еще Ролан Барт, помнится, иронизировал, что в европейской культуре секс есть везде, кроме самого секса.) Всякий избыток дискурса — несомненный показатель культурной тревожности.
Правда, с сексом она если и связана, то явно в последнюю очередь. О нем сегодня вообще проще всего говорить. Куда проще, чем, скажем, о — не к ночи будь помянут — смысле жизни.
Очень возможно, секс — самая бестревожная, самая безопасная (или кажущаяся таковой — не важно) тема современной западной культуры. После долгого “викторианского” замалчивания, в порядке, надо полагать, реакции на него, секс еще со времен Фрейда стал превращаться в универсальное иносказание. Теперь он уже просто — универсальный язык, который годится для выговаривания едва ли не всех смыслов.
То же можно сказать и о повседневных мелочах, бытовых предметах и привычках, которых в сериале великое (и тщательно продуманное!) множество. Исследователи уделяют им ничуть не меньшее внимание, чем зрительницы. И у них есть для этого все основания: в ситуации “сбитости ролей”, проблематичности глобальных сценариев выстраивания жизни разговор на такие темы едва ли не автоматически оборачивается разговором об уделе человеческом.
Смысловой потенциал мелочей в такие времена становится особенно явным. Не то чтобы они “вдруг” насыщаются смыслом — он всегда в них есть, просто человек далеко не всегда к этому восприимчив. В них ищут подсказок, как быть, что делать с собой. И что, думаете, не находят? Еще как находят.
Казалось бы, ну чего искать глубоких значений на заведомо мелком месте? Нормальный коммерческий проект, развлекающий зрителей и заодно пиарящий определенные торговые марки. Об этом, кстати, составители сборника пишут откровенно и с симпатией. “„Секс в большом городе”, — говорят они, — с его маниакальной привязанностью к дизайнерским лейблам” — типичный продукт канала НВО, “который сам преподносит себя как качественный бренд”. “„Секс…”, как и НВО, воспевает fashion, эксклюзивную дизайнерскую обувь, а также модные рестораны и кафе Манхэттена, где престижно появиться”.
Читать дальше
