Покровский не рассказывает интересное, а интересно рассказывает. Устройство иллюминатора в его изложении увлекательно, как детектив. Волшебная способность писателя помогает ему одержать полную и окончательную победу над читателем.
Негласный закон профессионального сообщества: увлекательная, демократичная, понятная многим проза до смерти автора считается несерьезной . Читателю предоставляется возможность примерить этот тезис на те или иные явления из истории отечественной литературы последних ста лет.
Список авторов, попавших в ничейное поле, можно продолжать, хоть и не бесконечно. Думаю, разобщенность пространства современной русской прозы — не единственная, а может быть, и не главная ее проблема. Но если для начала обратить внимание на нее, возможно, найдутся выходы из довольно тупиковой ситуации.
А мы напоследок вернемся к теме, заявленной в начале статьи. Напомню — речь шла об этапе создания вещи: что здесь, мол, положение дел вообще не зависит от культурного контекста и всегда благополучно. В близкой метафоре: мы, может, ребенка не воспитаем, не выкормим, не обучим, но родить-то родим. Оптимизм этой фразы не только гниловатый, но и сомнительный. Бывает, что и не рожают — при полной зыбкости перспектив.
Возвращаясь к поэзии и прозе — пусть стихотворение и рассказ останутся плодами чистого вдохновения. То есть накатило, улучил толику времени — и написал, а там дальше — как Бог даст. Но большая прозаическая форма — долгий проект, за который автор может взяться или не взяться. Конечно, главное — пронизанность писателя собственной идеей. Если ее нет, незачем и браться. Но ее одной бывает недостаточно, как взаимной любви бывает недостаточно для счастливого брака.
Писателем движет надежда — на понимание, на вступление в диалог. Если он не слышит этого диалога, его надежда не то чтобы умирает, но становится беспочвенной. Добавим такое соображение — может быть, есть книга, которой назначено было стать детонатором для этой, еще не написанной, книги. Но в культурном тумане этот автор просто не всегда различит того .
Есть метафизическая гипотеза: все, что должно быть написано, неизбежно будет написано; “носитель мысли великой не может умереть” (Н. Гумилев); Бог хранит автора, и преждевременного ухода Поэта не бывает. Всматриваясь в наследие того же Лермонтова, мы можем различить что-то вроде обратного отсчета: два года до смерти, год… Есть сомнение в этой гипотезе. Точный ответ на поставленный вопрос невозможен, потому что у истории нет альтернатив, кроме того, трудно наблюдать ненаписанную вещь. Мы с неизбежностью строим литературный космос из существующего, и космос представляется нам полным. Но косвенные аргументы в пользу счастливого фатализма или против него невольно приходят на ум.
Культурный аппарат литературы работает с данностью — уже написанными произведениями в стихах и прозе. Он может плохо обслуживать эту данность, с чем мы и сталкиваемся сегодня. Но, может быть, положение дел еще хуже. Я думаю, из десяти замечательных книг пишется девять — а десятая на совести мутного воздуха времени. Она могла бы быть написана, но убита в зародыше.
Лена Элтанг. Побег куманики. СПб., “Амфора”, 2006, 447 стр.
Ночь на краю волшебства —
Ветер пьян от Луны,
Воздух полон жасмина.
Мальчик, уйдем, естества
Отлучимся неслышно,
Как мать от уснувшего сына.
Сергей Калугин, “Луна над Кармелем”.
Лена Элтанг родилась в Ленинграде, но в последние годы живет в Вильнюсе. Автор одного поэтического сборника (“Стихи”. Калининград, “Янтарный сказ”, 2003), публиковалась как в толстых журналах и поэтических сборниках, так и на различных интернет-сайтах. В последние годы ее рассказы выходили в составленных Максом Фраем “амфоровских” прозаических сборниках — “ПрозаК” (2004), “Русские инородные сказки-3”, “Секреты и сокровища” (оба — 2005), “Пять имен” (2006).
Дебютный роман Л. Элтанг “Побег куманики” кажется очень органичным продолжением ее творчества в том смысле, что это не только “проза поэта” чистой воды, стилистически пустившая побеги на древе ее поэзии, но и в том, что она имеет скорее западный, нежели российский генезис (говорящими в данном случае оказываются названия сборников, в которых печаталась Элтанг, — “Русские инородные сказки” и “Освобожденный Улисс”1, а также ее биографические перемещения — Париж, Копенгаген, Вильнюс).
Читать дальше
