4 Главный герой повести «Человек из ресторана».
5
К. И. Чуковский — И. С. Шмелеву
21 ноября 1911.
Москва, Житная, 10.
Многоуважаемый Иван Сергеевич,
Это моя вина — не перед Вами, а перед рус<���ским> обществом, что я до сих пор не закричал в нашей «Речи»1 и в «Современном слове»2: смотрите, читайте, плачьте по поводу Вашей повести. Это мой долг, моя обязанность обрадовать русского читателя таким прекрасным праздником литературы — но я болел острым малокровием мозга, у меня трое детей — все сразу заболели, жена слегла — а тут векселя, квартира и пр. Я на время уезжаю из города — на неделю — надеюсь поправиться — и тогда к 10 — 11 декабря напишу о Ресторанном Человеке3 статью. Пишете ли Вы что-н<���и>б<���удь> для альманаха, который затевается Ценским4. Я вчера был у него: он читал мне превосходную свою новую вещь: «Медвежонок»5. Очень нервно, ново и глубоко.
Сердечно Ваш Чуковский.
Не дадите ли для Речи рассказик для Рождества? Заплатят Вам хорошо.
1 Ежедневная политическая, экономическая и литературная газета, издававшаяся в Санкт-Петербурге в 1906 — 1911 годах. Издатель-редактор И. В. Гессен. Чуковский был ее постоянным сотрудником.
2 Ежедневная политическая, экономическая газета (СПб., 1907 — 1917). Издатель Ф. Н. Полякова. Чуковский также активно сотрудничал в этой газете.
3 Речь идет о повести «Человек из ресторана».
4 В ноябре 1911 года группой писателей при активном содействии С. Н. Сергеева-Ценского было организовано «Издательское товарищество писателей», которое задумало ежегодный выпуск сборника под тем же названием. Вышел всего лишь один номер сборника, так как издательство вскоре распалось, а в марте 1912 года в Москве возникло новое кооперативное товарищество писателей — «Книгоиздательство писателей в Москве», издававшее сборники «Слово».
5 Рассказ С. Н. Сергеева-Ценского. Впервые опубликован в сб. «Издательское товарищество писателей» (СПб., 1912).
6
И. С. Шмелев — К. И. Чуковскому
25 ноября 1911 года.
Многоуважаемый Корней Иванович,
Как мне благодарить за горячее чувство Ваше, за симпатию, которую слышу в словах письма.
Скажу, что ценно оно для меня, радостно и велико. И страх меня берет, достоин ли и смогу ли оправдать доверчивое и теплое отношение к моим силам. Холодеет во мне все, и кости, и мозги, и нервы. И дрожат руки. Что напишу и напишу ли стоящее? Вот что страшит и мутит.
Незнаком я с Вами лично, раз всего и видел Вас, как Вы лекцию читали в кружке, в М<���оскве>1. Как вы в антракте, наверху, у столика сидели и в бумагах нервно искали и карандашиком водили. Лекцию Вашу слушал о Сологубе. И понравилось мне нервное лицо и приемы брать зрителя за душу. И как Вы слово — «мамочка« говорили. Вот тогда голос-то Ваш подкупил меня. Чутье Ваше. Вот, думаю, как он — «мамочка»-то говорит. Значит, в сердце умеет смотреть. У Вас буква-то ч , мягчайшая наша буква, точно с ььььь... многочисленными, а в ма... ма... вибрация была. Мне одна барыня говорила: многое, если не все, забыла из чтения — барыня детная и сугубо хозяйственная, — а вот «мамочку» помню. А я думаю, — если «мамочку» помнишь — все помнишь, и белую, и черную маму. А вспомнишь и белую, и черную, все вспомнишь, и землю, и небо, и муку писательскую, и душу раздвоенную, и скрежеты, и улыбки.
Ну, да я все расплываюсь, простите. У меня бумаги очень много уходит. Письма все длинные.
Скорблю, что коснулась Вас жизнь черной полосой. Но ведь цветная она вся, и много ярких полос одна за другой еще коснется Вас. О, сколько этих серых полос было у меня, сколько было!.. И есть, и пребудет. Вы, между прочим, светом и теплотой порадовали меня. И спасибо, я, б<���ыть> м<���ожет>, и не стою того. Спасибо Вам и за предложение о «Речи». С великой готовностью, если что выйдет. Вот уже 3-ий месяц в ужасном состоянии пребываю. И для альманаха Ц<���енского>2 хочется написать или, вернее, дописать. И не хочется, чтобы серо было. Все страхи, трепеты, сомнения.
За С<���ергея> Н<���иколаевича>3 рад. Так хочется его читать. На него вся надежда4. К<���ак> б<���ы> и ждать неоткуда. Вот Ремизов5 у меня на учете да С<���ергей> Н<���иколаевич>. В них почвой пахнет от каждого по-разному. Только тому и другому не хватает «большой» жизни. Пусть полна страхов и гигантских потрясений будет она! Но тогда чтобы это было! Метания надо, огромного метания и беспокойства. А красок у Ц<���енского>, а пытлив<���ых> настроений! А какой писатель! Ведь ему два элемента необходимы — литература и воздух. А какая сила. Какие-то особенные глаза у его души, какие-то чарующие призмы и линзы. Бог его знает, что он может создать! Все возможности!
Читать дальше
