В тракторных санях, на соломе, вольно откинувшись, бедные Королиха да Ваня Шнурок на минуту замерли. Так неожиданно ясно увиделось все: далекая чистая синь, светлое око луны, волшебное сиянье округи. А рядом — человеческое тепло. И никуда не надо ехать, спешить. Затаить дыхание, замереть, чтобы не оборвалось, не кончилось это нечаянное счастье ли, просто жизнь.
Но уже звал их к иному празднику Васька Дрот, выбравшись из кабины трактора.
А небесное виденье скоро пропало, закрытое наплывшими тучами, снегопадом.
На хуторе Иванушкин его успел увидеть еще один человек — старая бабка Акуля, которая пришла в себя и выбралась из погреба и тут же, стеная и плача, несмотря на поздний час, подалась к соседям просить защиты. Она вышла со двора и вдруг все увидела: синий небесный плат и сияющий золотом лик — так почудилось ее старым глазам, слезами омытым. Увидела, обомлела и стала молитву творить: «Господи, помилуй нас всех, грешных… Царица небесная, радуйся… Помилуй нас…»
А в доме Васьки Дрота продолжилась молодая гульба. Ваня Шнур теперь был за главного. Он рассказывал какие-то байки, и ему верили. Шумел: «Так будет со всеми! Мы поедем… Мы будем шкурить!» И его слушали.
А потом он увел Королиху в теплую баню. И они уснули там, счастливые, утомленные долгой гульбой и короткой любовью. В доме тоже заснули умаянные хозяева и Коля Мордовкин с подругою. Лишь бедный Серёня убрел восвояси. И тем спасся. Потому что на следующее утро нагрянул из райцентра ОМОН ли, спецназ, с шумом и громом всю банду забрали и увезли в районный центр, в тамошнюю кутузку.
Через пару дней разобрались, отпустили. Лишь Ваня Шнурок там остался. Видно, сидеть ему. Тем более что некому за него просить да молить. Васька Дрот оставил ему полушубок. Зима еще впереди. И одна ли? А парня жалко, все же он — свой.
Шнурок остался в кутузке. Остальные, от греха подальше, разом и надолго разъехались. Коля Мордва — на железную дорогу, сказав: «До весны». Верка — в город, на рынке торговать, от хозяев, конечно. На рынке хорошо, там и ночевать можно. Васька Дрот подался в Москву, на маршрутке работать, потому что стройка закрывалась. А Королиха куда-то еще дальше улетела.
Праздник кончился. Новый — не скоро. Вовсе тихо стало на хуторе. Безлюдье и снег. Лишь радио на крыльце букановского дома без устали день и ночь орет и орет какие-то веселые песни.
Золотарева Анна родилась в 1978 году в Хабаровске. Поэт, переводчик. Окончила психологический факультет Хабаровского государственного института искусств и культуры. Стихи и переводы публиковались во многих литературных журналах и альманахах. Живет в Москве. В подборке сохранена авторская пунктуация и орфография.
* *
*
С лицом ли дурацким с заумною песней
вслепую возделывать словеса? —
при жизни духовной да сути телесной
надтреснутым колоколом под бездной
неловко гудеть на все голоса
а если б могла говорила бы нежным
сердечным ласкающим языком
подобным природе подобно прилежным
растеньям в кружавчиках белоснежных
к весне обращенным каждым цветком
чтоб божия тварь и не божия тоже
летела влекома на образ на звук
свое узнавая и то что ей гоже
с лихвой восхваляя лезла б из кожи
иль кроткой птицей кормилась из рук
но все что имею — нелепо громадно
а уединения не сулит
грозится распадом коснит беспощадно
дарит отнимает талдычит невнятно
и сам человек на осколки разбит
я движет она ощущаю а нечто
прислушивался к подходящим словам
дух не понимает что тело конечно
что в вечность его не пропишешь что вечность
вращает натруженные жернова
Быки Пикассо
мчатся как будто сама красота
напряжены ото лба до хвоста
точно одна черта
в улицах узких крики — быки!
точно мечта — невесомы легки
и от земли далеки
только под ними камни поют
что несомненно сейчас же умрут
станут песком минут!
бычьи тела рассекут пустоту
на две и содрогнется в бреду
воздух — ату! ату!
точно сама красота летят
будто бы не было слова — назад!
будто прощальный взгляд
вперив в пространство кривые рога
Читать дальше
