Эдуард Володарский. “В основе драматургии лежит детектив”. Беседу ведет Жанна Васильева. — “Искусство кино”, 2004, № 12.
“У меня был смешной случай [в 70-е годы]. Раньше в Рузе каждый год проходил театральный семинар. И вот как-то меня назначили одним из мастеров этого семинара. <���…> Я прочитал список семинаристов и вздрогнул: там значился Виктор Астафьев. Я говорю: „Братцы, а чему я буду его учить? Это выдающийся писатель. Господь с вами”. Мне объясняют: он сам попросился. В общем, приехал я в Рузу. Познакомился с Астафьевым. Он дал мне пьесу, которую сделал по своей повести. Я сначала прочитал повесть. Очень хорошая повесть. Замечательная. А пьеса… Если бы не стояла фамилия — Астафьев, я решил бы, что ее писал человек, впервые взявший в руки перо. Я боялся с ним встречаться, разговаривать, но он оказался мужиком очень контактным, умным и веселым. Я съездил в Москву и привез ему сборники пьес Осборна, Миллера, Сартра, Ануя, Уильямса… Он несколько дней вообще не выходил из своей комнаты — читал. (Семинары тогда шли долго, по месяцу.) Потом вдруг появился вечером с бутылкой водки, пришел, сел. Очень довольный. Когда мы выпили, я говорю: „Прочитали пьесы? ” — „Прочитал, — отвечает. — Интересно ужасно. Слушай, но это же другая профессия””.
Лариса Вольперт. Просьба с гауптвахты. М. Ю. Лермонтов и роман Альфонса Карра “Под липами”. — “Вышгород”, Таллинн, 2004, № 5-6.
“Роман А. Карра „Под липами” ( „Sous les tilleuls”, 1832), имевший при появлении шумный успех (через месяц потребовалось второе издание, прижизненных было около 40), — типичный образец массовой литературы”.
Ольга Газизова. Восстание холопов. — “Топос”, 2005, 29 апреля .
“В общем, мне странно. Просто странно. Странно, как человек может находить удовольствие в нескончаемой глумливости, последовательно, изощренно и изобретательно искажая замысел Творца о самом себе и с удивительным упорством полагая на это всю свою жизнь. <���…> „Где, отчего разлад возник?” — упорно задаю я себе этот вопрос, на который нахожу только такой, самый общий, ответ: люди не знают, зачем они живут, — ни вообще, ни в частностях. А не знают они этого потому, что заражен системным вирусом сам по себе механизм воспроизводства и поддержания традиции и соответственно ее передачи, то есть в широком смысле — репродукции. Человеку уже нечего передавать своим детям, нечего репродуцировать: пока по инерции еще воспроизводится только внешняя, физическая, матрица. А если передавать, репродуцировать нечего, то общество переходит на производство и потребление суррогатов, чем, строго говоря, и объясняется наличие и распространение порнографии в самом широком смысле — и словесной, и зрительной, и мировоззренческой”.
См. также сетевой дневник Ольги Газизовой: .
Рамиль Гарифуллин. Между прошлым и будущим. Психология памяти об умерших. — “Русский Журнал”, 2005, 5 мая .
“В психологии есть такое понятие — „субъектная представленность”. Мы существуем тогда, когда представлены в других, когда о нас знают. То есть, как утверждают экзистенциалисты, мы живем, пока нужны . <���…> Насколько человек был необходим другим людям, показывает время, в течение которого его помнят после ухода из жизни ” .
Михаил Герман. Блеск и туман “Черного квадрата”. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2005, № 4.
“„Черный квадрат” (1915) Малевича — это тот самый случай, когда плотная пелена многолетних споров и объяснений гипнотически воздействует на общественный вкус, вызывая не эмоциональную реакцию, а отклик, запрограммированный знанием, общественным мнением, а главное, все теми же интерпретациями, многочисленными и многосложными”.
См. также: Владимир Крылов, “Черная метка Казимира Малевича” — “Подъем”, Воронеж, 2004, № 11, 12 .
Евгений Головин. “И в садах расцветут анемоны, фиалки и сны…” Поэтика Вячеслава Иванова. — “День литературы”, 2005, № 5, май.
“Понятно, что он непопулярен, понятно, что у него сложные стихи, понятно, что необходимо быть не то что человеком образованным, но человеком, сердце которого чувствует даже шепот Иванова, даже его ворожбу. Поэтому на Луне он нам ворожит. Совершенно не обязательно понимать все его стихи, что невозможно. Я даже не знаю ни одного (? — А. В. ) толкового комментария на его поэзию. Но суть одна: он нетленный, он совершенно русский человек, он абсолютный христианин в нашем, в нормальном, православном смысле, и поэтому его значение непреходяще”.
Читать дальше
