Новый Мир Новый Мир: Новый Мир ( № 8 2005)

Салимон Владимир Иванович родился в Москве в 1952 году. Самобытный российский лирик; постоянный автор нашего журнала. Живет в Москве.

* *

*

По осени в часы ночные

умолкнут птичьи голоса.

И в круг возьмут глухонемые,

непроходимые леса.

Они и слова не проронят,

не вымолвят и пары фраз.

В молчанье полном похоронят

среди холмов печальных нас.

Каким же будет удивленье

и радость наша какова,

когда раздастся в небе пенье

чуть слышное...

Едва-едва.

* *

*

На мгновенье ветер стих,

мгла на землю опустилась,

и от мертвых до живых

расстоянье сократилось.

Между нами стала грань,

как стена дождя, прозрачной.

Ясно стало — дело дрянь

в смысле копоти табачной.

Сам себе на шею я

винный камень приспособил.

Ноша тяжела моя.

Но еще мой час не пробил.

* *

*

Когда затихнет шум дождя,

в образовавшемся пространстве

пустом, как дырка от гвоздя,

всяк сущий здесь погрязнет в пьянстве.

Охотно коренится зло

там, где нашла коса на камень,

и бьет в оконное стекло

с небес померкших яркий пламень.

* *

*

Может быть, ущербная луна

дурно так влияет на отечество —

черной меланхолией больна

чуть не половина человечества.

Можно утверждать наверняка,

что подчас в душе происходящее

действует почище мышьяка

или как оружие разящее.

Может грусть-тоска испепелить,

изувечить, довести до крайности,

может, точно ярость, ослепить,

оглушить жестоко по случайности.

* *

*

Против своего обыкновения

я судьбе противиться не стал,

только задохнулся от волнения,

услыхавши в голосе металл.

Появились нотки незнакомые,

те, что прежде я не замечал.

Ветер налетевший невесомые

облака за край земли умчал.

А когда на небе нет ни облачка,

чтоб не заскучать в конце концов,

у меня всегда с собой коробочка,

полная душистых леденцов.

* *

*

Как ни длбинны расстоянья,

но еще длинней

ночи в зале ожиданья

и куда больней.

На скамье казенной лежа,

притворюсь, что сплю,

притворюсь, что крепко все же

родину люблю

и, хотя ломота в теле

не в новинку мне,

будто бы на самом деле

я здоров вполне.

* *

*

Сердца хочется побольше,

чем необходимо,

чтобы ты чуть-чуть подольше

мной была любима.

Потому, что осень вскоре

все переиначит,

между досками в заборе

скоро замаячит.

И откроются, быть может,

нам такие дали —

даже суслик лапки сложит

на груди в печали.

* *

*

Судьбу-индейку проклинать

по поводу или без повода,

и морщиться, ложась в кровать,

и корчиться, дрожа от холода.

Когда за окнами рассвет

уже клубится, точно облако,

взглянувши в зеркало, поэт

страшится собственного облика.

Екимов Борис Петрович родился в 1938 году. Постоянный автор журнала. Лауреат Государственной премии за 1998 год и премии им. Ю. Казакова за 2004 год. Живет в Волгоградской области.

Иван Атарщиков — молодой колхозный пастух, на Красные яры попал не желая того, каким-то, видно, нароком. Как всегда, лихо мчался он на своем мотоцикле от скотьего лагеря, напрямую, домой, в станицу, но не свернул возле Братякина кургана, а покатил вниз и лишь потом опамятовал, но решил не возвращаться, а проехать дорогой нижней, возле Красного яра. Крюк невеликий, а свой след топтать — плохая примета.

Красный яр — это высоченные глинистые обрывы. Между ними и речкой — дорога. По ней и мчался. И вдруг резко затормозил. Белое облако меловой дорожной пыли, догнав, накрыло мотоцикл с коляской и седока.

Рядом с дорогой земля была непривычно изрыта, взбуровлена: просторные, но неглубокие, в колено, ямы; сухие, каменистые комья, отвалы. И людские останки: тонкие ребра, берцы, оскаленные черепа, ломаные и целые; сопревшие сапоги, какие-то тряпки, лоскутья.