(9) “Оперетта — общественное зло. Ее следует задушить, как вредное животное!” — бросил в свое время разгневанный Золя в лицо невозмутимому Оффенбаху. Сам ты вредное животное!! Золя, конечно, не прав.
Оперетта сыграла исключительную роль в процессе формирования новых американских ценностей в период после Великой депрессии, в 30-е. Одним из каналов поступления новой образности стало творчество немецкого кинорежиссера Эрнста Любича, впервые экранизировавшего оперетту (“Летучая мышь”) еще в 1917-м и впоследствии, после переезда в Голливуд, не устававшего вносить свой вклад в дело демократизации Соединенных Штатов. В фильмах Любича сыграл многие лучшие роли вышеупомянутый трудяга и потенциальный Фандорин — Гари Купер.
Для венской оперетты характерно пародийное освещение темы социальных различий. В большинстве случаев оперетты показывают дворянство не столько как идеал усиливающегося бюргерства, сколько как устаревший слой общества, не вписывающийся в обновленный социальный организм и не соответствующий времени. Оперетта оперировала сарказмами. Она откровенно потешалась над людьми, озабоченными тем, чтобы непременно проникнуть в социальную элиту через обретение аристократического титула. Оперетта помогла найти ту новую образность, выработать тот новый социальный диалект, на котором вышедшие из депрессии, воскресшие из мертвых американцы неустанно втолковывали сами себе: значение имеет только труд. Труд, а не титулы. Способности, трезвость, активность, а не хорошая кожа, ни в коем случае!
Комедии Любича и его соратников иногда буквальным образом воспроизводили сюжеты классических оперетт, а иногда строились как парафразы этих сюжетов. Американцы не отождествляли человека труда со слесарем или сталеваром. Так, в “Плане жизни” Гари Купер играет непризнаваемого поначалу, но терпеливого парижского художника, а в “Восьмой жене Синей Бороды” — нью-йоркского миллионера, капиталиста, расчетливо и умело играющего на бирже. Однако герои Любича — Купера — это всегда яркие люди с целеустремленным лицом, решительной повадкой, без двойного дна. Люди, ставящие на реальное дело и рассматривающие свой успех в тесной связи с развитием общественного организма. И они непременно одерживают нравственную победу над тусклыми европейскими аристократами, спешащими предъявить титул, самодовольство, спесь и бессмысленную фарфоровую ванну с родовым гербом.
Действие “Восьмой жены...” происходит на Французской Ривьере. Персонажу Купера понравилась девушка по имени Николь. Оказалось, она дочь маркиза, представительствует от лица известной аристократической фамилии. Девушка и ее никчемный маркиз-отец оказались в сложном финансовом положении. Вот типовой разговор Николь с приятелем, куда более мелким аристократом, чем она сама: “Посоветуй, как быть, ведь ты единственный из моих знакомых, кто работает!” — “А что ты умеешь делать, Николь?” — “Ничего, абсолютно ничего!”
Безродный герой Купера, “просто мистер Брэндон из маленького городка Ганнибал в штате Мичиган”, в одиночку противостоит никчемным графьям и князьям из лучших домов Европы: “Главная черта моего характера — это выносливость. Я вынослив, именно потому я всего и добился. Чем тяжелее мне что-то дается, тем яростнее я за это борюсь. Если бы я хоть раз признал свое поражение, я бы пропал!” Становится ясно, что послевоенное благосостояние, мощь и влияние Соединенных Штатов есть результат не имперского грабежа, а кропотливой работы. Привлекая все мыслимые ресурсы, в том числе и будто бы никчемную оперетку, американцы для начала создали правильную образную систему . А потом основали на ней свой труд и свою страну.
“Восьмая жена...” начинается со сцены в курортном универмаге. Продавец: “Позвольте заинтересовать вас духами, мсье. В наше время равенства полов руководство магазина полагает, что будущее принадлежит мужчинам, от которых пахнет!” Гари Купер с достоинством отводит удар: “Надеюсь, это еще не завтра!” Он-то знает, что будущее принадлежит мужчинам, которые работают. Мужчинам, от которых пахнет, принадлежат гроб и два аршина земли.
(10) Американский “Слесарь”, то бишь “The Machinist”, дивно хорош собою. В этом точно придуманном и строго сыгранном фильме осуществляется движение от классового самодовольства к индивидуальной вине . В сущности, это глубоко антимарксистская лента. Я не про то, что антимарксизм хорош сам по себе, я не философ, не идеолог, мне все равно. Просто в искусстве любая идеологическая заданность чревата ходульностью. Здесь же впечатляет последовательность авторского мышления, устремившегося от безосновательно обобщающей схемы — к художественной конкретике. Имея в виду такие вот штуки, я нахваливал западный склад ума в кинообозрении “Против экстраполяции” (“Новый мир”, 2005, № 4).
Читать дальше
