Василий Димов. Кафказус. Предисловие Евгения Попова. — «День и Ночь». Литературный журнал для семейного чтения. Красноярск, 2010, № 5 (79).
Е. А. Попов деятельно помогает этому красноярскому альманаху, еще недавно возглавлявшемуся покойным ныне Романом Солнцевым.
«Читателям <���…> это имя уже знакомо по публикации романа „Тбилиссимо”, впоследствии переведённого на несколько языков, в том числе и на грузинский. После выхода книги в Грузии читающая публика разделилась на два лагеря. Одни назвали Димова „познавшим грузинскую душу”, зато другие — русским шпионом и грузинофобом.
Автор нескольких книг так называемой экспериментальной прозы Василий Димов занимает в современной русской литературе свое, отдельное место. Тексты его могут нравиться или нет, однако факты — упрямая вещь. Димова не спутаешь ни с кем, хотя читать его трудно и это почти работа, а не развлечение. Но занятие полезное и питательное. Напевность, утончённая гармония его полупоэтических-полупрозаических строчек впечатляют и манят познать, расколдовать ту таинственную реальность, что так искусно выстроена автором. В прозе Димова лично я нахожу следы влияния немецких экспрессионистов конца роковых сороковых прошлого века, тогда как некоторые его строки и абзацы перекликаются с поэтическими заклинаниями современного российского автора, „дервиша” Тимура Зульфикарова. Впрочем, многоплановые тексты Димова позволяют каждому читателю сделать собственное открытие. Это — наша литература. Качественная, настоящая, русская, а не пластиковое, гламурное ее подобие».
Графически это немного похоже на прозу Дмитрия Данилова, но только внешне.
Олег Кириченко. Православное женское монашество в советское время. — «Вопросы истории», 2011, № 1.
Именно они, православные монахини, судя по всему, и приняли главный удар: сначала массовые репрессии начала 1930-х и массовое обновленчество, отчасти инспирируемое властями, затем активное разрушение монастырей и уничтожение святынь. Они сопротивлялись как могли, главное, утешали людей. К ним шли со своим горем (не интеллигенция шла, конечно, обычные люди). «К концу 1960-х гг. ушли из жизни последние монастырские монахини, и вместе с ними уходила особая культура дореволюционного женского монастыря, который вырастал на иной почве и иных социальных ценностях, нежели монастыри постсоветского времени». Вот об этих «иных» почве и ценностях — данное исследование.
Владимир Леонович. Возьмите в долг, не откажите. — «День и Ночь». Литературный журнал для семейного чтения. Красноярск, 2010, № 5 (79).
Большая вещь к 100-летию Твардовского и 40-летию его кончины.
Интонацию Леоновича не спутаешь не с чьей другой.
«О его коллегах — 33 богатыря, 42 секретаря, как он балагурил, — достаточно сказано в „Теленке” Солженицына, почему-то слывущем вещью неблагодарной со стороны крестника — своему крестному отцу. Кто как понимает моменты той самой щепетильности и прочего, опирающихся на внутреннее достоинство, на его твердыню…
Я мало что понимал в драматургии Вампилова. Для меня он был Саня Вампилов. Не дурак выпить и развлечься на даче Костюковского. У Твардовского он был „Вампиров”: то ли А. Т. успел прочесть и оценить дар этого гуляки, то ли угадал то, чего не мог знать. Наверняка старался ему помочь — как и мне.
Возьмите в долг, не откажите…
Я отказывал.
А хороша формула?
Зная мое бездомье, вспоминал, как в юности каждый чердак и каждый подвал рисовались ему его жильем. Поднявшись на второй этаж дачки Бориса (Костюковского, в Пахре. — П. К. ) — оглядел косые стены клином и стол:
— О да, тут можно писать „Мадам Бовари”!
Застал как-то у меня подругу, выяснил, что пишет стихи, попросил почитать. Покряхтывал непонятно как, потом сказал:
— Вам надо родить ребенка».
Наталья Полякова. В полосе света. — «Октябрь», 2010, № 12 .
О книге стихов Игоря Меламеда «Воздаяние» (2010).
«Книга Меламеда автобиографична, как мемуары или дневниковые записи. Но именно этот путь — самый короткий к сердцу современного вдумчивого читателя. После XX века искусство оказалось в западне жизни. Реальность переросла текст. Хроника стала важней авторского вымысла, которому читатели перестали верить. Современное искусство, стараясь выжить, нашло два способа существования в таких условиях. Первый — стать зеркалом жизни. Второй — сгустить смыслы и превратиться в искусство ради искусства. И по сравнению с прозой, которая по своей природе тяготеет к хронике, современная поэзия вольно или невольно склоняется ко второму пути. Для поэзии это — путь наименьшего сопротивления. Иносказание становится уже не целью и не средством, как это было в Серебряном веке и позже у футуристов, а способом высказывания. Содержание текста при этом не ставится в зависимость от действительности, так как действительность рождается в самом стихотворном тексте как единственно верная и существующая.
Читать дальше
