Стихотворное наследие Марка Талова прекрасно характеризует письмо Арсения Тарковского, которое тот написал в декабре 1965 года, тщетно желая помочь изданию поэтического сборника.
“ Как и у всех поэтов, — пишет Талову Арсений Тарковский, — у Вас есть стихотворения лучшие и худшие. Достоинство лучших в том, что они производят впечатление видимости того, о чем Вы говорите, в повышенной осязаемости поведанного. Читатель их — не второе или третье, а как бы первое лицо, он сливается с автором и кожей чувствует вместе с Вами, со чувствует .
Лучшие Ваши стихотворения лишены украшений, вплотную прилегают к теме, к переживанию, они более чем правдоподобны, они — истинны. Это произведения яркого, подлинного и самобытного таланта. Особенно таковы стихотворения, посвященные темам Вашего парижского житья. Эти стихотворения так сильны, что заражают своим свечением другие, написанные по-иному. Так получается книга — книга как единый организм, — тем более интересная, что она ярка и своеобразна не только по „содержанию”, но и по виртуозной „форме”, которую рецензенты не заметили, потому что она целиком служебна и лишена привычных арабесок современной эстрадной поэзии. Она у Вас очень тонка и сильна своей необходимой, подвластной всем поворотам темы, жизненностью...
Странно и стыдно видеть, — завершает Тарковский, — Ваши лучшие стихотворения неизданными. Они могли бы научить и многих молодых поэтов тому, чего они попросту не знают, т. к. эти произведения <...> расширили бы не один мир, не одному „личному” миру читателя и поэта придали бы новые черты. Они нужны именно в напечатанном виде”.
Трудно что-то прибавить к такой высокой оценке. Разве что представить здесь одно из лучших стихотворений Марка Талова.
Под бритвой
Белеет на груди салфетка,
Пропахшая лавандой. Что ж,
Давно пора! Я бреюсь редко.
Так не угодно ли под нож?
О зеркало! О пруд овальный!
В тебя гляделось сколько глаз?
Чужой тебе и я, печальный,
Гляжусь и думаю сейчас:
Подставить, значит, горло бритве?
Руке довериться чужой?
В последней, может быть, молитве
Блаженной изойти слезой?
А если, свой теряя разум,
Загадочное существо —
Цирюльник незаметно, разом,
Так, ни с того и ни с сего,
Со мной покончит? Мне под пыткой
Мучительно чего-то жаль!..
Наточенной и острой ниткой
Слегка щекочет кожу сталь.
Руки лишь взмах неосторожный
(Иль предумышленный), и вот
Рисуется исход возможный,
Почти естественный исход.
И не с усладой ли жестокой
Цирюльник сжал лицо мое?
Вот бритву он занес высоко,
Направил к горлу острие...
Чувствительный к прикосновенью
Его шершавых грубых рук,
Лишь за его вертлявой тенью
Я наблюдаю не без мук.
Молниеносное движенье
Отточенного острия!
Ожог! Еще одно мгновенье...
Стального пламени струя
Змеей по коже пробежала.
Готовься! Будь настороже!
Укус ли ядовитый жала
Почувствовал? Уже! Уже!..
Царапина неощутима...
А он?.. Он — чародей и маг!
Но затянулась пантомима!
Свечений блеск, зарниц зигзаг...
Я опускаю взор от страха.
Кончает пытку жуткий мим!
Еще два-три последних взмаха...
Встаю я, цел и невредим.
(1921)
А посетовать хочется на вынужденные сокращения текста “ Воспоминаний. Стихов. Переводов”. С благодарностью отметим создателей справочного аппарата М. А. Талову и ее племянницу А. Д. Чулкову. Жаль, что не дождалась выпуска книги дочь поэта, Т. М. Талова, сравнительно недавно скончавшаяся.
Станислав АЙДИНЯН.
1 Сейчас на родине Бальмонта, в городе Шуя Ивановской области, действует уже второй год государственный Музей К. Бальмонта. Любое напоминание прессы об этом особенно актуально сейчас, когда в городской администрации существуют “ лица”, желающие закрыть музей, а здание отдать в аренду коммерческим структурам.
Читать дальше
