“Что же касается современного общества, то мне представляется, что все то, что мы называли в течение многих веков живописью, находится в стадии исчезновения в пользу некоего иного вида искусства, интерес или значение которого я вовсе не хочу умалять”.
Беседа происходила в рамках междисциплинарного проекта “Интеркультурная библиотека XX века” (1997 — 2007, под эгидой ЮНЕСКО).
Этос московской интеллигенции 1960-х. Из разговоров Андрея Лебедева
с Евгением Терновским. — “Неприкосновенный запас”, 2009, № 3 (65)
.
“Предлагаемый читателю текст составлен из фрагментов обширной книги-интервью, над которой в настоящий момент работают Терновский и автор этой вступительной заметки. Дабы максимально использовать предложенный журналом формат, я снял свои реплики-вопросы в пользу самого Евгения Самойловича и заменил их тематическими заголовками”, — объясняет Андрей Лебедев.
Вспоминает Евгений Терновский: “В те же 1960-е годы я часто встречался со Станиславом (он же Стас для близких и друзей) Красовицким, ныне, как кажется, ставшим священником Русской православной церкви за рубежом. Появление этого поэта в конце 1950-х — 1960-х годах я рассматриваю как литературный миракль. Он писал сравнительно недолго: вероятно, шесть или семь лет — и затем отдалился от поэзии (но, может быть, поэзия от него отдалилась — в мировой литературе есть, хоть и немногочисленные, примеры этого странного явления). Те 30 или 40 стихотворений, которые я помню наизусть, мне видятся как наиболее талантливое и оригинальное явление в русской поэзии XX века. Подлинное литературное чудо: Красовицкий писал так, как если бы советская литература никогда не существовала, как если бы его предшественники — Хлебников, Кузмин — протянули ему дружескую руку через несколько десятилетий молчания и умолчания”.
Галина Юзефович, Елена Мухаметшина. Минимальное чтиво. В подготовке статьи участвовал Степан Сердюков. — “Русский Newsweek ”, 2009, № 29, 13 — 19 июля .
“В прошлом году на всю Европу прогремел сборник чеченских рассказов Аркадия Бабченко. Он был опубликован на всех основных языках, включая английский (продать книгу для перевода в Англию и США считается большим успехом), и разошелся огромным для такого издания тиражом в 50 000 экземпляров. В России же творчество Бабченко знакомо главным образом читателям толстых журналов да немногочисленным любителям военной прозы”.
“<...> единственным стабильно востребованным на Западе направлением российской литературы становится лишенная ярко выраженных российских черт жанровая проза — в последнее время к детективам прибавились еще фантастика и фэнтези. Выпустив по-английски первый роман Макса Фрая из цикла „Лабиринты Ехо”, американское издательство The Overlook Press осталось так довольно, что уже заключило договор о приобретении прав на все остальные романы серии. При этом книги будут продвигаться на американский рынок без малейшего упора на национальность автора. „Это абсолютно правильно. Это означает, что американские издатели достаточно умны, чтобы понять, что в моих книгах нет ничего специфически русского”, — считает сама Светлана Мартынчик, пишущая под псевдонимом „Макс Фрай””.
“Я никогда не был диссидентом”. Одно из последних интервью Василия Аксенова. Беседу вел Александр Шаталов. — “Новое время/ The New Times ”, 2009, № 27, 13 июля .
Говорит Василий Аксенов (в 2007 году): “<...> она [мать] была в двадцатые годы членом троцкистской группы, подпольной и даже ездила в Харьковский университет распространять листовки. Но когда ее арестовали по обвинению в троцкизме, ей стали шить совершенно другое дело, они не знали о том периоде жизни ничего, просто все придумали — и все”.
Составитель Андрей Василевский
“Воздух”, “Волга”, “Вопросы истории”, “Вышгород”, “Другой берег”, “Знамя”, “История”, “Континент”, “Наше наследие”, “Новое литературное обозрение”,
“Посев”, “Рубеж”, “Фома”
Сергей Боровиков. Постоянный пеленг. — “Волга”, Саратов, 2009, № 5 — 6 .
Редкая — в интонации разговора — рецензия на книгу Романа Тименчика “Что вдруг. Статьи о русской литературе прошлого века” (М. — Иерусалим, 2008). Собственно, это что-то вроде разговора с книгой: местами С. Б. отчаянно спорит, дополняет и исправляет рецензируемого автора, но делает все это почти любовно, с благодарностью ученому за возможность такого разговора и за совершенные им открытия. А в конце пишет:
Читать дальше
