“Поэма „Почтовый ящик” раскрывает новую грань холинского таланта. Действительно, самая точная рифма к его фамилии — это „волен”. Холин волен быть поэтом размышляющим, анализирующим, скептическим и — страдающим, сомневающимся, нежным; поэтом социальным, поэтом-философом — и поэтом глубоко камерным.
Я торжествую в стихах
Я протестую в стихах
Терплю и плачу в стихах
Ловлю удачу в стихах
Скорблю и млею в стихах
Я все умею в стихах, —
сказал он о себе, и это правда”.
Е. Цимбаева. Исторический контекст в художественном образе. (Дворянское общество в романе “Война и мир”). — “Вопросы литературы”, 2004, № 5, сентябрь — октябрь.
Кто бы мог подумать, что за неброским, почти “реферативным” названием скрывается сорокастраничная многоходовая сенсация, выращенная не из каких-нибудь новонайденных документов, а из глубокого, “проникающего”, подетального исторического анализа эпохи? Цимбаева — видный специалист по истории русской культуры и общественной мысли XIX века, автор монографий “Русский католицизм. Забытое прошлое российского либерализма” и “Грибоедов”. Настоящая работа — о художественном переосмыслении исторической истины.
“…Бывает, что писатель намеренно искажает прекрасно известные ему исторические факты, сознательно, целенаправленно видоизменяет, переворачивает их во имя собственного замысла. Думается, в этом случае восстановление истины совершенно необходимо. Разумеется, не для того, чтобы уличить в обмане или раскритиковать литератора, изобразившего то, чего — как он точно знает — заведомо быть не могло, но при этом заставившего читателей поверить в правдивость выдуманного мира”.
Короче говоря, в “Войне и мире” — липа на липе. Нет, речь не о пресловутых одиннадцати месяцах беременности и цепочках, которые сначала серебряные, потом золотые. Речь не о забывчивости-невнимательности, а о том, чего не могло быть глобально. И в малом, и в большом. Все помнят, с чего начинается роман? С июля 1808 года, салона фрейлины вдовствующей императрицы Анны Павловны Шерер. Итак: фрейлины категорически не могли держать салонов, время начала действия также нереально, имя Ипполит для князя (семейство Курагиных) — нонсенс, с переходом Элен в католицизм — не гладко, женитьба князя Андрея на немке Лизе Мейнен тоже, как нарочно, высосана из пальца. Князь Андрей оказывается вообще ходячим анахронизмом, который не только не должен был уметь танцевать вальс, но и ни в коем случае не мог обладать рядом психологических качеств, характерных для более молодого поколения… С Наташей Ростовой и Пьером Безуховым — не легче: мистификация за мистификацией…
С непротивленческими же исканиями Толстой доходит до того, что все основные герои романа, “в сущности, не сражаются”, а “дубина народной войны” предстает чем-то вроде сказочного меча-кладенца. “Персонажи „Войны и мира” <���…> лишены силы духа и доблестей, высоких чувств и возвышенных мыслей, они не сражаются, не совершают подвигов, они вообще не совершают никаких поступков ”, “среди основных героев романа нет подлинных носителей народного чувства”.
И — полно парадоксов. Что здесь нарочно, а что непреднамеренно? Что хотел сказать сам Толстой? Противоречивость идей, не расшифрованных автором, должна бы отослать нас к шекспировской традиции, но ее-то Толстой и не выносил. В общем, прочитайте Цимбаеву. А то говорят: Джозеф Кутзее, новый взгляд на Робинзона…
И вообще на месте шведов я бы учредил малый Нобель — за подобные тексты. Тем более, что цель исследования — не нагромождение новых мифов в раннеперестроечном духе, а поиск истины, лежащей за границами времени.
“Время совершило то, чего не совершил Толстой: оно исключило исторические детали из характеристики образов „Войны и мира”, сделало их незаметными и неважными для читателей, раскрыло в образах их внеисторичную — „вечную” — значимость. И герои эпопеи принадлежат не эпохе 1812 года, даже не толстовскому времени, а любому времени, когда новый читатель открывает „Войну и мир”…”
А. А. Черкасов. Институт заложничества на Кубани и Черноморье в 1920 — 1922 гг. — “Вопросы истории”, 2004, № 10.
Интересно, если мы выживем, а вместе с нами и “Вопросы истории”, — появится ли через 80 — 100 лет в этом (или каком-нибудь другом) историческом журнале очерк “Институт заложничества в России, Дагестане и Чечне в 1995 — 2005 гг.”?
Читать дальше