Вера Павлова. Стихи. — “Арион”, 2004, № 3.
этот стишок
положи на ладонь
сожми кулачок
дунь
раскрой
ну что там?
Марина Палей. Луиджи. Рассказ. — “Знамя”, 2004, № 9.
Мощная и жуткая получилась вещица. Входит в цикл “Ошейник”. Сноска “от автора” никуда не входит, но и она хороша. Вообще иные авторские сноски здорово в “Знамени” получаются, они тут как-то особенно к месту.
“…В скромных пределах, отпущенных человеку, мне удалось пройти через сотни ролей. То немногое, до чего у меня пока не дошли руки в так называемой „реальности”, — это мой цвет кожи, пол и имущественный статус. Мне есть куда развиваться: я могу стать, например, пенджабским магараджей, безбедным тяньцзиньским мандарином или культовым американским джазменом. Знакомый озабоченно спросил меня в связи с этим: „Тогда подмигнешь нам, о’кей? Дашь какой-нибудь знак, что это ты?”
О чем речь! Конечно, я так и сделаю”.
См. также: Марина Палей, “Хутор” — “Новый мир”, 2004, № 9.
Евгений Пастернак. Из переписки Бориса Пастернака с Куртом Вольфом. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2004, № 9.
Курт Вольф был издателем, который намеревался выпустить американского “Доктора Живаго”. Его вдумчивые, трогательные, нежные письма волновали Б. П. Собственно, их переписка — готовая книга. Вот — из письма Пастернака ровно за год до смерти:
“Большая ошибка представлять роман свалкой отдельных символических достопримечательностей вплоть до имен собственных (Моро и Ветчинкин и т. д., и т. д.), как это встречается в некоторых статьях. Не чувствуется ли при этом, насколько это противоречит художественному подходу? Будь это так, как пытаются представить, — я был бы безвкусным дураком и тупицей. Что может быть неестественнее, чем сначала что-то старательно искать и потом, найдя, снова затемнять и терять это? Разве произведение искусства не глубже и благороднее, чем ребусы или игра в прятки? Этот прикладной аллегоризм всегда был нетворческой и отвратительной бессмыслицей, всегда необоснованной для меня, даже когда это выискивали у Ибсена. Если роман нуждается в построчном истолковании, то это неудача, недостойная даже минутных усилий и их не стоящая. Вместо того чтобы толковать текст и строить догадки, лучше бы критики описали характер полученного впечатления (что и делают лучшие из них), тогда бы они могли приблизиться к правильному пониманию. О каком символизме может идти речь в моих работах?
То, что для французских импрессионистов значили воздух и свет, и то, как они писали увиденное, а не названное, — это для меня единый и всеобъемлющий принцип, или мое собственное устремление, противоположное неподвижной символике отдельной застывшей и законченной эмблемы. А именно: железная причинность Толстого и Флобера, логика жестко обрисованных ими характеров и т. д. — для меня любительски наивное и внушающее почтение суеверие. Моя цель — чтобы даже в единичном живо описать ход жизни как таковой, жизни в целом, жизни, как я ее видел и испытал. Какой же я ее увидел и пережил? Меня всегда удивляло, что данное, узаконенное, фактическое, принятое за истину не созданы раз навсегда, что жизнь постоянно переполняет все сосуды, что, помимо всех неисчислимых физических и душевных движений в пространстве и во времени, сама жизнь, как неделимое явление мира в целом, охвачена стремительным движением, что все присутствует и совершается так, будто это нескончаемое вдохновение, выбор и свобода. Стиль моего письма, моя поэтика посвящены усилению и передаче этой стороны действительности, ее общего потока, перед всеми мелкими подробностями. И по ошибке все (даже те, кто расточает похвалы) ищут у меня старой изжитой определенности классического романа — при том, что новизна этой прозы состоит именно в том, что я все время стараюсь обойти и избежать легко достижимой определенности очертаний…”
Игорь Холин. Почтовый ящик. Вступительное слово и публикация Татьяны Михайловской. — “Арион”, 2004, № 3.
Вступительное слово Т. Михайловской имеет интереснейший подзаголовок: “Любовная лирика Игоря Холина”. “Когда говорят о Холине, — пишет Михайловская, — то преимущественно имеют в виду его стихи барачной тематики. Для многих его творчество ею и ограничивается. А в барачных стихах — о любви без любви, перефразируя его же слова”. А поэма — именно любовная.
Читать дальше
