Сейчас же будет достаточно любезной учтивости интеллигентных людей, чтобы претендовать на доброе слово при случайной встрече.
— Да, — ответил представитель.
Он вдруг оказался у левого плеча Троепольского и с дьявольской медлительностью выщелкнул из зажигалки яркий огонек, затрепетавший под выдохом предпринимателя и через секунду оттаявший в его глазах желтым теплом.
— Вот уже одиннадцать лет, — сказал он, — я люблю и жену, и ребяток, всех без исключения. Правда, с первенцем пришлось повозиться, знаете ли. С его появлением на свет. Я был свидетелем этого долгожданного момента. Так вышло… Не колеблясь я следовал велению сердца, будь то женитьба или переходящая на бег ходьба, — и ни разу, ни разу, повторяю, не пожалел об этом! Ни разу!! Разве что… — он замер, глядя на поблекшую краску в затемненном углу кабинета. — …разве что…
Только боль обожженного пальца позволила представителю очнуться. Он молча тряхнул рукой и поприжал подушечку большого пальца указательным.
Троепольский приказал себе улыбнуться с сожалением и участием, подумав в то же время, что горячая искра могла запросто облизать его щеку, вздумай представитель шутки ради дернуть рукой.
“Но зачем?! — недоуменно подумал предприниматель. — Я же не сделал ему ничего дурного…”
— Теперь уже все в прошлом, — вздохнул представитель. — Иногда, правда, — сказал он, многозначительно моргнув, — я сдаюсь в плен настроению и вспоминаю разное. Внимательно рассматриваю, по-новому, точно это фотографии из покрытого пылью семейного альбома, тереблю пальцами. В своем стремлении отыскать нечто важное вдруг натыкаюсь на совсем уж к теме не относящееся, несущественное, часто доводящее до смеха. К примеру, во что был одет немолодой фотограф или кто в тот день сказался тяжело больным и не встал с постели назло другим, искренне порадовавшимся фотовспышке.
— Как это верно, — согласился Троепольский.
Представитель кивнул и наконец уселся в свое удобное мягкое кресло, с удовольствием, но незаметно почесав правое колено. Поразмыслив, он убрал в стол фотографию. Не потому ли, что всегда казалось непристойным тыкать в глаза каждому своим мирским благополучием.
В руках представителя появилась пепельница, и он постарался установить ее симметрично углам стола.
“Прошло уже пять минут”, — заметил про себя Эдуард, фантазируя, как его жена, простоволосая, стоит у распахнутого окна, всматриваясь в чудесный летний день. Легкий ветерок приятно холодит ее молодое тело, по-отечески обдувая гладкий бугорок живота. Казалось, только вчера они задумали ребенка, легко, непринужденно, играючи, окруженные огнем тысячи свечей и соленым запахом выдуманного моря, а уж радость существования рядом с ней сменилась какой-то уставшей печалью ожидания.
Особенно сильно Троепольский ощущал подобное по дороге в загородный дом во время дождя, когда мокрый асфальт казался глубокой, наспех прорытой траншеей. Кроме того, в своих снах Эдуард видел незнакомых безликих женщин, молча срывающихся в глухой лестничный пролет.
“Их ноги белее снега!” — замечал он. Избегая солнца, женщины стерегут свою бледность. Поэтому ли молоды?
— Наш сотрудник, — пояснил представитель, обращаясь к делу, — явится к вам сегодня вечером. Дабы, не тревожа вас, за ночь осмотреть рекомендуемый к покосу участок. Ему нужно приготовиться, рассчитать силы. Вы даже не заметите, как он приступит к работе и вмиг закончит ее. Сотрудник ни к чему, кроме травы, не прикоснется. Его долг состоит в труде покорном, жизни незаметной и тихой, привычной для человека плохого достатка. Он справится. О финале работ вы догадаетесь интуитивно. Они начнутся немногим раньше восхода солнца. Сотрудник управится за час. Поймите, вы платите не столько за наш труд, сколько за свой покой. А он, надо сказать, в наше время дорогого стоит.
— Да, да, — согласился Эдуард, кончиками пальцев коснувшись края стола. — Но как же, как же постричь газон бесшумно?
— Все до боли просто! — в тон ему ответил представитель. — Но не в моих правилах разглашать профессиональные ухищрения.
— Я понимаю, — вежливо улыбнулся Троепольский. — Но как клиент…
— Послушайте! — повысил голос представитель и перегнулся через стол к самым бровям Эдуарда. — Какой бы ни была пытка, вы никогда не разгласите секреты своего обогащения! Так почему же я в несколько приватной обстановке должен пренебрегать как клятвой сотрудника, так и его благопристойной жизнью? Я был настроен поговорить о пустяках, лишь несколькими словами обрисовать детали дела. Беспокоился, как бы случайной фразой не лишить вас душевного равновесия. Вы должны были покорно меня выслушать и без лишних слов удалиться. Но вам, видите ли, но вам вздумалось покопаться в чужих делах! Так?
Читать дальше
