Одно только слово осталось из того языка. Ясе казалось, что этим словом лучше всего говорить с силами природы.
“ВЕНЧ!” — приветливо кричала она серым уткам, болтающим лапками в реке Смоленке. Утки одобрительно крякали и плыли дальше.
“ВЕНЧ”, — шептала белым цветам на старом армянском кладбище. Цветы кивали, пружиня на тонких стеблях.
“ВЕНЧ!” Яся заклинала шторм, стоя на перевернутой бочке в брызгах, пене и зеленых волнах Финского залива.
“ВЕНЧ!” Насквозь мокрая девчонка с десятью короткими косичками пытается перекрыть грохот сурового Балтийского моря.
“ВЕНЧ”, — слышит Никита внутри себя заветное слово маленькой Яси, такое же звенящее и соленое, как годы назад.
“ВЕНЧ!” И знает, что больше уже никогда-никогда, совсем никогда его не услышит.
“ВЕНЧ”. Волны становятся ниже, и шум стихает. Яся слезает с бочки, поскальзывается и летит в воду. Никита бежит к ней, спотыкается и тоже падает. Они добираются друг до друга по убегающей из-под ног гальке, по уходящей из-под ног земле, задыхающиеся, смеющиеся, расцарапанные. Хватаются за руки, и тут новая волна счастья ударяет их в спину, и они падают уже вдвоем и хором произносят: “ВЕНЧ”, стоя на коленях на краю усмиренного шторма, у самой кромки своей судьбы.
22
Юнкер, как и Эля, почти никогда не выходил из дома. Только до магазина “Ароматный мир” и обратно. Потому что на улице стояла совсем другая эпоха. Мелочный и убогий двадцать первый век, который Юнкеру был мал и трещал на нем по швам.
Хрестоматийный конфликт личности и общества в случае Юнкера выражался в трагическом несовпадении масштабов. Он чувствовал себя в своем времени, как океанский лайнер где-нибудь в Яузе.
У Никиты с первых же дней знакомства сложилось впечатление, что Юнкер рожден для каких-то великих подвигов, которым нет места на данном отрезке истории. Когда он сказал об этом Юнкеру, тот высмеивал Никиту целый вечер. Да и потом еще неоднократно припоминал ему “заявление, достойное восторженной курсистки”.
Не то чтобы Никита попал сильно мимо цели. Просто Юнкер хронически не переносил громкие слова. У него была аллергия на пафос.
Главный мужской праздник страны, 8 Марта, Москва встречала снегопадом, который на подступах к земле превращался в первый дождь. Даже Никите не хотелось выходить из дома. Поэтому, когда Юнкер возник на пороге его квартиры в Алтуфьеве, Никита сильно удивился.
Юнкер держал в каждой руке по бутылке красного вина, вид имел бледный и декадентский, как портрет Дориана Грея, но настроен был весьма решительно.
— Пойдем, специалист по современной России, ты мне ее будешь показывать, — сказал он, указуя бутылкой на окно, в котором метались голые деревья, пытаясь поймать неуловимые рваные облака. — Возражения не принимаются, я сегодня окончательно заблудился в жизненном лесу, и мне необходимо спуститься в ад, где ты будешь моим Вергилием. Ты же здесь все закоулки знаешь.
Никита понял, что спорить бесполезно, и стал зашнуровывать ботинки. На площадке, уперевшись лбом в соседнюю дверь, стоял не совсем трезвый гражданин, сжимая в одной руке куцую веточку мимозы. Другой рукой он тщетно пытался нашарить звонок. Порывы какой-то внутренней бури сотрясали его тело и мешали пальцам попасть по увертливой кнопке.
— Вот оно, начинается, путешествие по преисподней! Вот она, моя родина, стоит и лыка не вяжет, того и гляди плюхнется на карачки и замычит, — резко сказал Юнкер, глядя на поддатого мужичка. Никите стало неприятно.
— Так злобно смотреть нельзя! Ты попробуй по-доброму, все сразу другим станет.
— “Полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит”, — раздраженно ответил Юнкер. — Читали, знаем! Ты объясни, как такое на самом деле полюбить можно? Я всю жизнь пытался — так и не смог! Ну, расскажи, как ты это видишь?
— Не знаю, — смутился Никита. — Праздник же сегодня, женщин на работе поздравлял, тосты говорил, подарки дарил, вот и не рассчитал. А цветы жене все равно несет, не забыл, значит — любит. У этой мимозы такой вид, будто он вместе с ней прошел полмира, преодолевая непреодолимые препятствия…
— Ага, полмира: от проходной до пивной, а другая половина — от пивной до дома, такой вот необъятный мир!
— Зачем ты так?
Читать дальше
