Я знала эту сплетню: Арсений-де сказал своей матери, что не хочет жить с инвалидом, — Ася ничего делать не может , ей еле-еле до себя, отправит Асю в Москву, к Тане, а сам будет потихоньку отвыкать от девочки.
Я решила поговорить с Арсением и, если все действительно так, забрать Асю. Прекрасно, она хотела ехать сама.
Стопы Яны были мягкие, влажные и оранжевые, как мандаринные дольки. Я долго всматривалась в нее, страшась и желая — и страшась этого желания также — увидеть в ее чертах признак дефекта, который позволил бы мне сказать Арсению: “Тебе не нужна эта дочь, как не нужна и эта жена. Отдай их мне”. Нет. Умный, спокойный ребенок, вот-вот пойдет.
Весь день я провела с ними. Зимний свет — то теплый, то холодный, то ясный, то темный — ложился на лицо Аси как на примерке, и он шел ей любой.
“Вот ты говоришь — к подруге пошла, а я тебя ревную, что у тебя ближе, чем я, подруга есть. Ну конечно, кто я такая, но все равно. Ко мне за всю жизнь никто так не относился, как ты, все подружки, какие у меня были, они смеялись надо мной, как над чудненькой, а раз ты со мной дружишь, значит — я человек!”
Я поцеловала тонкую руку, ощутив губами скелетик под шелком кожи и червячка вены на нем.
Сплетня оказалась ложной, или же Арсений не признался в своем намерении: мне едва удалось уговорить его отпустить обеих.
Собираясь на вокзал, Ася не нашла шапку и покрыла голову серым простецким платочком. В сочетании с малиновыми, увеличенными помадой губами это дало образ крестьянки, идущей продавать себя оккупантам за еду для ребенка.
Мне мечталось, что я увожу Асю и Яну навсегда. Яне скоро год, Ася справляется с ней без посторонней помощи — чего же еще ждать. Я была готова пожертвовать личной жизнью ради Аси и Яны. Мне казалось, что и Ася сможет жить так. Мне хотелось дать ей немного покоя и счастья, для которых она и была сотворена. Но сосуд ее жизни треснул. Я отчего-то не понимала, как Ася может быть счастлива с Арсением, — ведь я не могла быть счастлива с ним. Но она — была…
В эйфории ночного поезда, укутанного одеялом полумрака, я согласилась выпить водки с нашим соседом по купе. Я не сразу осознала опьянение, полагая, что это просто навалилась усталость. Только проснувшись на верхней полке через несколько часов и ощутив в глотке и носу отвратительный вкус пойла, я сквозь головную боль и скребущую нёбо жажду услышала продолжение разговора Аси с попутчиком, — они думали, что я сплю.
Он, видимо, предложил Асе непристойность. “Зря ты меня завела… Но ведь возможен еще оральный секс!” — “Нет, я говорю, не могу! Могу предложить только поцелуй!” — “Как поцелуй?” — “Не знаешь, как целуются?” — “В губы, что ли?” — “Ну конечно в губы!” — удивилась Ася. Попутчик от такого поцелуя отказался. Я снова заснула, счастливая Асиной невинностью.
Утром Ася говорила: “Он на меня глаз положил. Я ему телефон дала, если Арсений бросит, может, этот с ребенком возьмет. Ну, ты вчера была крутая! А Женя мне какой-то кричальный секс предложил. Это что такое?”
Я пояснила. Ася была шокирована.
Это целомудрие шло от Арсения. Мужество охотника, служителя Артемиды, не подразумевает сексуальность в смысле дамского угодничества. Поцелуй голубя, поза миссионера — никаких лишних, унизительных прикосновений. Ася как женщина заслуживала большего, но русалке не требовалось иного.
Яна пошла на моих глазах. В очередной раз шлепнувшись, отпустив обманчиво скользящую бахрому дивана, она поднялась и стала, покачиваясь, ходить по ковру. Мы с Асей замолчали и переглянулись. Яна ходила неправдоподобно долго, потом остановилась посередине комнаты. Затылок перевешивал ее, и она балансировала, слегка запрокидывая голову, как цветок на ветру, потом выправилась и снова пошла, внимательно оглядывая все вокруг в новом ракурсе.
“Это будет очень умная девочка, она поймет свою мать и все ей простит”.
Иногда у Аси бывали приступы злости. Однажды она возилась на кровати с Яной. Это была игра на равных, Ася не пыталась ничему научить Яну, она не покровительствовала дочери, увлеченная игровой схваткой, она пыталась победить ее, и фора состояла только в том, что Ася неудобно лежала на боку и сражалась одной рукой. Я наблюдала за ними, затаившись, как естествоиспытатель, случайно заставший за игрой чутких животных.
Читать дальше
