“Главным русским поэтом сейчас мне представляется Николай Алексеевич Некрасов <...>”.
Марк Фрейдкин. О Венедикте Ерофееве. — “ TextOnly ”, № 26 (2008, № 2) .
“<...> в Венином случае миф и реальность довольно близко совпадают, особенно если учесть, что свою „легенду” он во многом сотворил сам. Во всяком случае, как мне кажется, Веня за редкими исключениями предстает в „воспоминаниях современников” примерно таким, каким он, наверно, и хотел в них выглядеть”.
“Не могу согласиться с глубоко мною чтимым М. Л. Гаспаровым, который в своих „Записях и выписках” однозначно назвал Веню антисемитом. Хотя, конечно, его отношение к евреям вообще отчасти обуславливалось вдумчивым чтением Розанова и, соответственно, было непростым и амбивалентным. Кроме того, сюда примешивался и фрондерский протест против традиционной юдофилии российской либеральной интеллигенции. Но в бытовом и чисто человеческом плане ни о чем подобном не могло идти и речи, и здесь никого не должны вводить в заблуждение некоторые Венины bons mots из посмертно опубликованных записных книжек или то, что словечко „жидяра” было одним из самых употребительных в его лексиконе. Это, на мой взгляд, носило во многом игровой характер, да и вообще Веня, как мне кажется, был гораздо более „театральным” человеком и гораздо чаще „работал на публику”, чем о нем сейчас принято говорить”.
“Все эти красивые разговоры о „пьянстве как служении” и тем более о „пьяном Евангелии от Ерофеева” или даже о „сверхзаконном подвиге юродства” мне по меньшей мере не близки и попросту кажутся не очень умными, чтобы не сказать сильней. Собственно говоря, в Венином случае это была не привычка и уж тем более никакое не служение, а тяжелая и практически неизлечимая болезнь, весьма, увы, распространенная как среди талантливых и неординарных людей, так и среди людей вполне заурядных, причем чаще всего низводящая первых на уровень вторых. Во всяком случае, ее клинические проявления в обоих случаях очень мало различаются”.
Борис Херсонский. “В природе поэзии заложена ересь…” Беседу вел Михаил Штекель. — “Галерка”, Одесса, 2008, 1 сентября .
“Я вам скажу откровенно, в Одессе я был поставлен в ситуацию полной изоляции. Мы небольшой, в смысле культуры, город. И управление культуры находится в двух-трех парах рук. Достаточно, чтобы одна из голов, принадлежащих этим рукам, к тебе как-то иначе отнеслась, и это все. Ну что ж, это наш город, это его специфика. Я всегда смотрю на любой провал как на новую возможность. Никогда бы я не был так активен, если бы жил, как полагается, в своем городе, и понемногу печатался. <...> В Москве наличествует арбитраж — критическая прослойка. Существуют критики, имеющие определенный авторитет, существует редактура и корректура. Стихи — это не только то, что выплескивается. Они обсуждаются, и тебя могут похвалить или поругать. Причем есть разница — похвалит тебя этот критик или какой-то другой. И даже отрицательное мнение какого-то критика может быть похвалой. В Одессе ничего этого нет. Движения здесь — движения в вакууме. Каждый человек, позиционирующий себя как поэт, может существовать. Я всегда говорю — там, где разрежен воздух, там легко махать руками, но очень трудно дышать”.
См. также: Борис Херсонский, “Памяти семидесятых” (эссе) — “Интерпоэзия”, 2008, № 2 .
Андрей Хржановский — Григорий Катаев. Невеселый разговор. — “Искусство кино”, 2008, № 5 .
Говорит режиссер Григорий Катаев: “О сказках и мультфильмах говорят, что это — страшные истории, осторожно подготавливающие детей к чтению газет и просмотру теленовостей”.
Алексей Чадаев. Сказки. Мальчиш-Кибальчиш. — “Новые хроники”, 2008, 13 сентября .
“<...> история про Мальчиша, на самом деле — это, конечно, заявка на текст вполне себе евангельский. Отец и брат — патриархи и пророки Израиля. Красная Армия есть воинство не земное, но небесное — и потому всепобедительное: тема про „день простоять да ночь продержаться” предполагает, что границу за Черными Горами охраняет не сама Красная Армия, а люди земные и слабые и потому могущие быть побеждаемыми — но у них за спиной есть та самая Красная Армия, от которой нет и не может быть обороны. Военная Тайна, в свою очередь — зашифрованное Царство Божье, которое „внутри вас есть”: характерно, что Иуда-Плохиш этой Тайны не знает и ничего по большому счету буржуинам сообщить не в силах — он может лишь выдать им Кибальчиша за „сребреники” — банку варенья и корзину печенья. Главный буржуин по темпераменту — типичный Пилат. Мальчиш ему интересен, он долго и подробно общается с ним. Через Мальчиша Буржуин производит „остранение”, взглянув на себя другими глазами. Фактически, его вопрос про „тайну” — это пилатовское „что есть истина?””.
Читать дальше
