Лита, сидящая в первом ряду публики, прижимает руки ко рту, сдерживая рвущийся наружу крик ее женского восхищения и любви, — настолько сильно сейчас его обаяние. В публике какое-то качание и брожение…
— Вы — боролись? — оторопело бормочет ведущий.
— Да.
— Тогда проясните свою позицию: вы говорите с нами как протестант или как пока еще представитель Компании?
Это звездный час шефа.
— Я говорю с вами как честный человек. Имею я право — или прихоть — побыть честным человеком? В конце концов, не знаю, как вы, а я не подписывался всю жизнь играть роль подлеца…
— Подлеца? Что вы хотите этим сказать?
— И у честных людей, и у подлецов есть немало сторонников в этой студии…
Начинается шум.
Ведущий кричит:
— Минуточку! Вы, похоже, любитель поводить людей за нос, но одно вы, надеюсь, осознаете — что после всего случившегося вам уже не занимать пост регионального директора Компании?!
Шеф хохочет.
— Чему вы смеетесь?
— В этой истории есть обстоятельства, которые Компания, я убежден, постарается поскорее забыть…
— Господа! — возвышает свой голос диктор. — Мы уделили Виктору Сергеевичу достаточно времени, но есть обстоятельства, которые нельзя обойти молчанием. Предлагаем последнюю видеосъемку с места события.
Экран. Снято с вертолета. Узнаваемый узор камышовых крепей. Там, где стояла вышка, — ничего нет, даже обломков. Где-то далеко на востоке, когда вертолет закладывает вираж, виден дым горящего тростника…
— С места события поступили сообщения, и съемочная группа вылетела на проверку. Все это необъяснимо, но нефтяной вышки, о которой мы столько говорили, больше не существует. Все случилось в один миг… Никто из бывших на буровой, в том числе и заместитель губернатора области, не пострадал. При этом нет никаких следов разрушения… Вообще никаких следов. Кроме нефтяного пятна. И — ни одной вразумительной версии…
Шеф смеется.
Ведущий:
— Чему вы все время смеетесь? Как вы можете это объяснить?
— Вмешательством сверхъестественных сил!
— Что-что?
Шеф (издевательски):
— А вы что — можете найти этому какое-то рациональное объяснение?
Телевизор включен в областном УВД, где передачу смотрят майор («министр обороны») и лейтенант.
Ведущий:
— А вот мы сейчас спросим, так сказать, духовные власти: отец Николай, каково мнение церкви об этих необыкновенных событиях?
Встает священник, долго без дела сидевший в публике:
— Мнение церкви, что деяние это — не рук человеческих, а сил высших, и уповаем, чтоб было Божье, ибо в чуде являет себя Господь…
— Знаешь что, лейтенант? — не оборачиваясь, цедит майор.
— Что?
— Давай-ка, пока не довозились мы до худа, освобождай Богданова… Не хватало нам еще с силами высшими тягаться…
— Да уж: с самого начала чудеса начались… — криво усмехается лейтенант и убегает по коридору.
Майор, глядя в телевизор, видит лицо своего друга и задумчиво произносит:
— Да-а, Витя, крепко ты попал… Даже представить не можешь, как крепко…
По коридору слышится нарастающий топот стремглав бегущего в дежурку лейтенанта. Он хватается рукой за косяк, всовывается в комнату и с обалделым лицом выпаливает:
— Нет его в камере!
— Кого?
— Богданова!
Майор берет лейтенанта за плечо, похлопывает по плечу ладонью:
— И хорошо. Искать не надо. И чем скорее забудется это дело, тем лучше для всех.
subXXII /sub
Последняя картина сопровождается от начала до конца звуками чудесной музыки: это доведенная до конца работа музыкантов (Андрея, Брайана, Миши и К0), джазовая сюита «Тайный язык птиц», поэтому по ходу картины то здесь, то там возникают птичьи голоса, трели, плеск волн, иногда — проходы органа, тяжелые плиты баса, взрывы барабанов и шорохи перкуссии.
Середина дня в ауле Телендеевка. Ворота конторы, всегда запертые, теперь раскрыты. И каждый, входящий в контору, может видеть удивительный, шикарный красный приземистый автомобиль. Охранника больше нет. На том месте, где он сидел, остался стол и ботинки. Почему-то, когда люди уходят, ботинки остаются. Мы смотрим на происходящее как бы с одной из «затяжек» крыши, сверху, поэтому все прекрасно видно: карту Каспийского моря, лампочки, словно причудливые лианы, свешивающиеся с потолка, рабочие столики с компьютерами, отделенные друг от друга белыми перегородками-ширмами. Один компьютер включен. На экране по-прежнему плавают рыбки. И под столом стоят чьи-то туфли.
Читать дальше
