В общем, рабочему Агафонову удается в очередной раз уговорить себя, что ничего опасного не происходит. Но все же он не успокоен. Поэтому он направляется в моторное отделение в надежде отыскать второго рабочего, с которым раньше поделился своими опасениями. Не сразу находит его. Тот занят привинчиванием ерундового красного краника на трубу водоснабжения.
— Коль, она еще ползет…
— Вишь, я занят.
— Но когда освободишься, глянешь?
— Слушай, на своем месте ты отвечаешь. Хочешь — скажи Широкову.
— Да спит он.
— Ну и что, что спит. Будить неохота? Делика-атно мы работаем.
А если… — И он издает рвущийся, кромешный звук, имитирующий развал и крушение всей нефтяной механики.
Агафонов бледнеет.
— Обосрался, что ли? — посмеивается Колька. — Не бзди, ерунда.
Он заканчивает завинчивать какую-то гаечку, лихо дает скользнуть ключу в карман спецовки:
— Пошли.
Они подходят, смотрят.
— Ползет, — суховатым голосом говорит Колька.
— И чё?
— Не знаю я. Это Петрович знает, мастер, он утром выходит. В первую смену. Утром скажешь ему… Тут автоматика…
— А бог ее знает, автоматика… Чего он показывает? Может, Петровичу позвонить?
— Я телефон его не знаю. Там, в дежурке у Широкова должен быть. Только сейчас полвторого, если он тебя пошлет — не обижайся. Да и чё ты скажешь? Только опозоришься…
И Колька, верный своему пофигизму, в очередной раз уходит.
Агафонов долго стоит, обреченно слушает гудение буровой, смотрит на вытянутые сверху вниз тросы — и вдруг приборы (медленно, но зато — все) начинают менять свои показания, как будто все они уже поняли, что произошло, и только люди еще не догадываются…
Рабочий кидается к своему прибору и видит, что стрелка давно перевалила «alarm» и уперлась в конец шкалы. И рядом мигает красная лампочка… И у всех приборов датчики показывают не то, что было до. До этого вот момента.
— Господи, спаси, — кидается он в дежурку, — Кольк-ааа!!! Спаси, Господи… Кольк-ааа!!! Где ты есть?! Сейчас же всех к чертовой матери…
Вбегает в дежурку, после перебранки с заспанным Широковым, которому он ничего объяснить не может, звонит Петровичу.
— Петрович, говорит Агафонов, там прибор зашкалило, сначала, вишь, на красное, а потом вообще на предел.
— Что за прибор? — орет в трубку Петрович. — Какие показания?
— Я не знаю, Петрович, дорогой, там все по-иностранному… Сначала белое, потом красное, и стрелка до конца… Я Кольке говорил, давай, мол, Петровичу позвоним, а он — автоматика, а теперь там все приборы на разное показывают, лампочка сигналит и газ из моря рвет… Не то что-то, батюшка Петрович, что делать-то?! Чего нажать, какой кран…
— Какой кран, вашу мать?! Какой газ?! Сволочи! Дежурного!
Агафонов с выпученными глазами сует трубку Широкову, и тот принимает ее и слушает не то что с изменившимся лицом, а с лицом неправдоподобно изуродованным ответственностью и ужасом:
— Слушаю…
Голос Петровича:
— Вы что там… Почему не звонили мне?! Отвечай, сволочь!
— Слушаю…
— У тебя там на пульте кнопка. Видишь? Красную?
— Какую?
— Красную, мать твою! Она одна. Видишь?
— Да…
— Нажми ее. Нажал? И больше — ничего не трогать! Щас еду!
Звуки гигантских механизмов буровой постепенно затихают, как будто испустило дух какое-то доисторическое чудовище. Снаружи видно, как снизу, из черной воды моря, всплывает еще один пузырь газа…
Петрович выезжает из далекой Астрахани, ему надо проехать сто километров.
subXVII /sub
Пока Петрович поспевает из Астрахани, Федька и Саша забрасывают второй невод. Глубокая ночь. Мирно светится в отдалении своими огоньками буровая…
Федька гребет, Саша стравливает сеть и вдруг говорит:
— А мне что, кажется или пахнет чем-то?
— Да и я не пойму: пахнет или кажется… Канистра, что ль, подтекает…
Ощупывает канистру.
— Нет... Да и запах другой, как керосин…
На веслах тихонечко они обводят круг.
Федька не может сдержаться — травит рыбацкие байки:
— Здесь на раскатах взяли мы белугу килограмм на шестьсот. Лет десять назад. Эх, время золотое! Все было наше: и море, и рыба, и рыбоохрана. Такую вот вытянули рыбину: это, брат, было даже не бревно — настоящее чудовище. Я голову помогал ей отрубать. Мне голова досталась: так не поверишь, она в багажник не влезала, вот те крест…
— Крест… — говорит Саша. — Вы все в крестах, как в мухах, — не противно?
— Ты что?!
— Да ничего. Иди вон с багром своим, проверяй. Только и знаете: чего да сколько… Душа у тебя — жадная. Браконьерская…
Читать дальше
