В центре платформы различимы еще здания в один-два этажа, где в каютах обычно ночуют вахты, но сейчас они не освещены ни единым огоньком и похожи на спящий городской квартал… И вообще, те пять человек, которые этой ночью заступили на вахту, чтобы поддерживать жизнеобеспечение буровой, — они теряются на этом острове технологий, среди натянутых, как струны, тросов, гудящих двигателей, насосов, среди всей этой сверхчеловеческой мощи… И поначалу даже нелегко заметить хотя бы одного из них. Но вот в освещенном пространстве цеха появился человек… Пропал за исполинским кожухом, прикрывающим барабан с тросом, опять появился возле приборной панели. Постоял. Пошел куда-то в сторону моторного отделения, вернулся не один — с другим рабочим, что-то ему объясняя. Гул механизмов мешает поначалу разобрать слова. Вдвоем они подходят к приборному щиту, и первый рабочий, Агафонов, тыкает пальцем в какой-то прибор (манометр) и говорит с оттенком беспокойства в голосе:
— Вишь, стрелка к красному подошла?
Второй тоже смотрит.
— Подошла, — соглашается второй. — Может, перегрузка небольшая. А может, норма. Я на этот прибор никогда внимания на обращал. Ваще — положи на него. И не думай. Автоматика думает. У этой вышки свой мозг есть: сам видел. В отдельном отсеке — небольшой такой, черный… Компьютер последнего поколения. Нам с тобой вместо него думать — ума не хватит. Но если хошь, доложи: так и так, мол, показания прибора кажутся мне подозрительными…
— Да какого прибора-то? — спрашивает первый рабочий.
— Ну ты спросил! Их тут тысячи — датчиков всяких…
— Но название должно же быть?
— Ну не знаю... — Долго разглядывает прибор. — Здесь написано atm. и alarm. Вот как хочешь, так его и рапортуй… Я, вообще, по специальности сантехник — не разбираюсь.
— Да и я не по этой части… — признается Агафонов и продолжает извинительно: — Не знаю, почему в списке оставили…
Второй рабочий ухмыляется и уходит: мол, дурак, оставили — и радуйся.
Агафонов смотрит, потом, видимо, слова второго успокаивают его, или он сам решает не беспокоиться, и он отходит от приборного щита, проходит по цеху, открывает дверь вовне — и вот уже оказывается под небом, в каком-то гораздо более покойном мире близко и знакомо шумящего моря, звезд над головой и огромной луны, всплывающей из-за черных декораций дельты… Он с облегчением глубоко вдыхает живой воздух, проходит по палубе до металлической лестницы, поднимается на ярус выше, в буфет. Никого, как на брошенном корабле. Слава богу, хоть буфетчица, Рушана, на месте.
Заказывает себе газировки, выходит на воздух, с удовольствием пьет.
Все выше поднимается круглая, завораживающая луна.
Острое ощущение тишины и покоя ночи пронзает его.
Вернувшись к стойке, ставит пустой стакан и говорит:
— Какая луна сегодня…
— Да, — искренне улыбается ему буфетчица-татарка. В ответ он тоже улыбается ей, кивает. Лицо у него хорошее, доброе.
Вновь по винтовой лестнице спускается на палубу, секунду колеблется, но в результате отправляется не в цех, а к перилам, ограждающим по периметру нефтяной остров. Странная эта ночь, и он остро ощущает вдруг, как мал и беспомощен человек перед этой циклопической техникой. Ему почему-то до невозможности хочется взглянуть на что-нибудь успокаивающее, привычное. На море взглянуть. Он подходит к высокому, выше человеческого роста, ограждению и смотрит: внизу море, далеко, как будто он стоит на крыше семиэтажного дома, а вокруг — черная беспокойная вода…
И вдруг из-под платформы, там, где черная вода, вырывается огромный, как парашют, пузырь белого газа.
Рабочий на секунду обмирает, потом бегом — гулко отдаются шаги в пустоте — бежит в цех. Рвет на себя дверь, бросается к приборной панели
и смотрит на злосчастный прибор. Стрелка уже глубоко врезалась в красную часть шкалы. Ей осталось пройти еще столько же до непонятного слова «alarm»…
Беспокойство рабочего усиливается. Медленно, не торопясь и как бы во сне, стараясь своей суетой не тревожить действительность, он направляется к начальнику смены. Дежурка рядом, но тот спит, и спит не по случайности, а осмысленно, подготовленно, как, видимо, спал всегда: спецовка висит на стуле, под головой — подушка, одеяло наброшено…
Он думает: будить — не будить… И не решается. В цеху все работает. Гудят моторы, качают насосы, вращается буровая труба — вся эта разумная механика живет своей самостоятельной жизнью по-прежнему, без перебоев, и если б не стрелка, все было бы в точности как всегда. В норме.
Читать дальше
