И в этом смысле Серебренников никак не искажает исконного, островского смысла пьесы “Лес”: это спектакль о торжестве богемного стиля жизни, об артистической среде как способе не участвовать в уродстве повседневного и неизменчивого существования. Нищие актеры Счастливцев и Несчастливцев, стяжатели и нестяжатели, бездари и гении, художники без места прописки, — прекрасны без прикрас, без утайки чисты и открыты, бескорыстны и виртуозны. Для них девушка Аксюша — что ангел с крылышками, небо — все в звездах, а лес — чистая поэзия без материальной заинтересованности. Для них любая коммерческая разборка превращается в сценический аттракцион и репетицию, отработку разученных ранее приемов. Они говорят, цитируя великих (Несчастливцев приходит в дом Гурмыжской с поэмой Бродского “Гость”), и совершают красивые поступки, опираясь на мировой театральный опыт. Артистизм, “живая душа”, актерское сердце — вот неразменный козырь, предъявив который миру можно существовать в нем, но не равняясь на него.
Рисуя круг Гурмыжской, круг провинциальной королевы пенсионного возраста, уродливую духовную глухомань, Серебренников, кажется, живо вспоминает свою юность — ростовский театральный мир, “в детство обратный билет”, мир, где художником пренебрегали и выставляли за порог, где гнали и не верили в будущность эксперимента. Где любое начинание очень просто было загасить — у власти были все средства и навыки по такой “работе с молодежью”. Где очень часто приходила мысль: “А не удавиться ли мне?” — и где перед тобой стояла реальная опасность спиться и потеряться. “Лес” с нами, “лес” рядом, и только самый наивный человек способен поверить в то, что к актерам и художникам теперь в обществе совсем иное отношение, чем в стародавней пьесе Островского. Чистеньких, воспитанных пионеров всегда предпочтут компании вольных, расхристанных художников.
КИНООБОЗРЕНИЕ НАТАЛЬИ СИРИВЛИ
Военная сюита
60 - летие Победы — главный патриотический праздник года — неизбежно вызовет к жизни десятки, если не сотни фильмов о Великой Отечественной войне — игровых, документальных, телевизионных… Волей-неволей их авторам придется заняться переосмыслением советского военного мифа: все-таки 60 лет прошло и живем мы в другой стране, в совершенно изменившемся мире. Кто-то ограничится косметическими поправками, как создатели сериала “Штрафбат”, где отважно сражаются за Родину и героически проливают кровь лица, пораженные в правах, — от политических до уголовников. Кто-то решится более радикально поменять местами “плюсы” и “минусы”: так, в фильме “Свои” Д. Месхиева по сценарию В. Черных ценности замкнутого деревенского мирка более значимы, чем ценности государства, а староста деревни при немцах — безусловно положительный герой, на котором все держится.
Но наиболее радикальная, на мой взгляд, попытка деконструкции мифа предпринята в монтажной ленте “40-е. Большие игры маленьких людей” режиссера И. Твердовского по сценарию В. Дмитриева — зам. директора Госфильмофонда, — премьера которой состоялась в феврале на фестивале архивного кино “Белые столбы”.
“40-е…” — продолжение цикла, начатого в прошлом году картиной “Большие каникулы 30-х”. Фильм о 30-х — взгляд на предвоенное десятилетие, но не с точки зрения идеологов и вождей, а с точки зрения “маленького человека”, обывателя. Хронике героических свершений, парадов и перелетов авторы фильма намеренно противопоставили всевозможные мелочи и “детали”, из которых складывается обычная жизнь. Люди на экране справляли Рождество и Новый год; утром шли на работу, вечером в кафе — выпить пива, назначали свидания, смотрели кино, занимались сельским хозяйством и кустарными промыслами, трудились на конвейере, изготовляя прорву чулок, игрушек, а заодно — танков и самолетов; пели, плясали, веселились, упорно боролись с житейскими трудностями и отдыхали от них у теплого моря… Закадровый текст, в монтажных исторических фильмах произносимый обычно от лица некоего всезнающего демиурга, здесь тоже был намеренно травестирован, снижен — этакий комментарий “для своих” за просмотром “домашнего” кино, со всякими “ку-ку”, “шушера”, “с приветом” и проч. (автор текста — Д. Горелов). Закадровый комментарий, собственно, и стал главной проблемой фильма. Он все равно претендовал на авторитетность и полноту объяснения происходящего на экране, только в ранг авторитета возводилась заведомая поверхностность, переходящая в откровенную пошлость, когда этот хомячок-обыватель, оставив “детали”, пускался трактовать проблемы глобальной геополитики. Захватывающая панорама разнообразного, бурно растущего, стремительно меняющегося мира, с бодрым энтузиазмом летящего к краю пропасти, была настолько интереснее и значительнее, чем натужный закадровый стёб, что в раздражении хотелось выключить звук.
Читать дальше
