“В 1503 году Николас де Овандо добивается от королевы Изабеллы права обращать в рабство караибов с Малых Антильских островов. Под именем каниба (откуда и каннибализм), кариба, калина, кариби, галиби или караибы эта этническая группа осела на Малых Антильских островах, откуда совершала набеги на земли тайнос. Караибы возвращались с пленниками, которых откармливали в течение года, прежде чем принести их в жертву богам и съесть. Караибов можно было отлавливать на законном основании как невосприимчивых к слову Христову”.
“В 1511 году испанское судно <���…> потерпело крушение у Ямайки. Человек двадцать команды спаслись в шлюпке, которую ветром и течениями вынесло к побережью Юкатана. В руки майя попало с десяток испанцев. Уцелели только двое, всех остальных принесли в жертву”.
“Правитель Куиагуицтлана также возмущался бесчинствами ацтеков. Он только и говорил что о похищениях детей для принесения их в жертву, конфискации урожая, изнасиловании и обращении в рабство женщин”.
“Испанцы потеряли более шестидесяти человек убитыми, какая-то часть попала в плен. Солдатам Кортеса довелось увидеть, как их товарищей приносили в жертву: вырывали сердце, отрубали голову и торжественно возлагали трофей на цопантли — алтарь черепов”.
Но — довольно. Уже ясно, что и караибы, и майя, и ацтеки вели себя, мягко говоря, нецивилизованно. Про то, насколько по-разному вели себя испанцы, много пишет даже влюбленный в Кортеса Кристиан Дюверже.
В Интернете я наткнулся на цитату из Михаила Пыляева, российского историка быта, который вроде бы написал в десятой главе “Старой Москвы”, что небезызвестный городок Урюпинск был в эпоху царствования Екатерины II крупнейшим центром невольничьей торговли, то бишь торговли крепостными. И будто бы специфика урюпинской ярмарки состояла в том, что православных юношей и девушек выкупали там у русских помещиков армянские купцы, которые затем перепродавали несчастных (и это еще очень мягко сказано!) — в бусурманскую Турцию.
Поневоле задумаешься, насколько же небезосновательным было освободительно-демократическое движение в России XIX столетия. Сейчас, на руинах социализма советского образца, модно высмеивать и даже вовсе отрицать классовые мотивы, но, кажется, отрицание это от лукавого. В том, что за хорошие деньги иные русские баре легко договаривались с иными восточными барыгами относительно судеб и жизней своих крепостных, предварительно опущенных до уровня скотов, лично я нисколько не сомневаюсь.
Зачем весь этот экскурс в историю? Затем, чтобы окончательно снять вопросы относительно “достоверности” гибсоновского “Апокалипсиса”. Было, есть и, извиняюсь за грустное предположение, будет. В обозрении, посвященном картине “Нелегал”, я пытался указать на то, что события, происходящие на заведомо теневых территориях, тем не менее могут и должны быть реконструированы. Вот что такое “Апокалипсис” — грандиозная метафора, обобщение, реконструкция. Повторюсь, отсмотрев картину два раза, я не услышал ни единого реального топонима или этнонима. “Апокалипсис”, будьте уверены, про всех.
Начал смотреть с последней трети; то есть по-детски, по-мальчишески заглянул прямо в конец, где типа интереснее. Бегают, бегают и бегают. Аттракцион на аттракционе: злодеи со свирепыми лицами преследуют ловкого молодого человека с пронзительно-магнитными глазами (актер Руди Янгблад, по профессии вроде бы танцор!). Дело происходит в лесной чащобе. Я воодушевился: технологическая сноровка постановочной команды, а также ловкость физических тел мне понравились. Получается, я смотрел кино от конца к началу и лишь постепенно распознавал, что к чему.
Понимаете, да? Лишь потом я выяснил расклад сил, причины погони. Ловкость сначала была всего-навсего технологией, но зато потом, когда я выяснил, что почем, ловкость обернулась еще и выразительностью, еще и содержательностью . С чем это сравнить? Разумно сравнить это с классическим европейским балетом. Выяснив причины погони, я словно бы прочитал балетное либретто.
Ведь как бывает: одухотворенные танцоры задирают ноги так и выстраивают линию рук эдак, отчего у тебя попросту захватывает дух. Однако, если ты не вполне понимаешь историю, если персонажи недопомечены, недораскрашены — ты теряешься, не все просекаешь, недостаточно решительно интерпретируешь. Так же было со мной. Видел, что парня с добрыми глазами преследует группа командос с глазами злыми, но не подозревал, что все настолько определенно, настолько недвусмысленно. Я ведь полагал — это внутривидовые индейские разборки. “Кровопролитные войны с соседними племенами”, — значится на обложке DVD, что неправда, что не имеет отношения к картине. После-то выяснилось, что тут две разные категории лиц: мирные охотники и рыболовы с одной стороны, безжалостные работорговцы — с другой. У них похожи и цвет кожи, и даже набедренные повязки, но у них различный внутренний мир, диаметрально противоположные ценности. То есть Гибсон овнешняет внутреннее, будто бы выворачивает внутреннее наизнанку.
Читать дальше
