Иосиф Гольман - Хранитель Реки

В таком состоянии лучше всего полежать в прохладной тени, но где же в чистом поле в этих краях найдешь прохладу?

Мальчик несколько раз бросил на вольного быстрый, но внимательный взгляд. Потом встал, отошел буквально на несколько шагов. За пару минут, осмотрев небогатую здешнюю растительность, сорвал какие-то три былинки. Потом, срезав почву, достал щепотку глины. Добавил считаные капли воды, перемесил все это тонкими, явно сильными пальцами и протянул воину:

– На, пожуй!

– И что будет? – спросил тот недоверчиво, но все же слегка заинтригованно.

– Перестанет жечь, – лаконично объяснил мальчишка.

– С какой стати?

Недоверие брало верх: уж очень не походил ребенок на солидного лекаря из Маалена, которые раньше частенько заезжали в Город на заработки. Но и те сначала осматривали больного, потом думали, потом молились, а уж после всего этого предлагали что-то съесть.

– Долго объяснять.

Мальчик вовсе не старался обидеть взрослого. Просто сказал правду: долго объяснять незнающему то, что, может быть, изучалось годы.

Изжога накатилась с новой силой, и воин превозмог недоверие: взял комочек глины и стал жевать. Вкус оказался не отвратительным, охранник ожидал худшего. Но, самое главное, пока он думал о вкусе снадобья, жуткий огонь, заливавший внутренности, сначала уменьшился, а потом и вовсе исчез.

– Колдовство, – пробормотал старый солдат.

– Вовсе нет, – пожал плечами мальчишка. – Это знает любой ученик фармацевта из Маалена.

– Но я не говорил тебе, что у меня болит, – сказал воин.

– Вы – нет, – не стал спорить мальчик. – Говорило ваше тело. Вы все время сгибаетесь, хотя не несете никакого груза, даже меч лежит в стороне. И все время глотаете слюну. А еще несколько раз трогали живот. И зрачки расширены, хоть солнце светит ярко. Что здесь удивительного?

– А что ты еще можешь лечить? – спросил воин.

У его сына после перелома все время болела нога. Может, и ему станет легче после встречи с этим странным мальчишкой?

– Я не лекарь, – огорченно ответил тот. – Просто мой отец разрешал мне читать любые свитки и таблички.

– Ты умеешь читать? – спросили сразу несколько рабов.

Воин не возмутился их вмешательством в беседу: в Городе к рабам относились лучше, чем в окрестных местах, хотя, конечно, не как к собственным гражданам.

– В Маалене все умели читать, – грустно ответил мальчик.

Еще через пару часов, вместе со своими новыми знакомыми, мальчик со своей козой уже входил в ворота Города.

Кеоркс сидел в полутемном зале мааленского Хранилища Знаний и тупо смотрел в огонь.

Все было замечательно. Даже то, что здесь, в большом зале, в жаркий полдень, царил приятный полумрак, а воздух был таким свежим и прохладным, каким бывает только высоко в горах, и то ранним утром.

Маален был взят почти без потерь. Тоже хорошо, пушечное мясо (как будут говорить правители много позже) еще очень даже понадобится.

Наконец Кеоркс довольно быстро пресек бойню – совсем избежать ее было невозможно, потому что озверевшая от страха собственной смерти солдатня могла освободиться от него, лишь отнимая чужие жизни. Это дало правителю несколько тысяч образованных рабов. Теперь есть кому лечить раненых и ремонтировать стенобитные машины – изнеженные раскосые рабы с Дальнего Востока мрут, как мухи, не выдерживая тягот местной жизни.

Да, все идет просто отлично. Он шаг за шагом выполняет клятву, данную в юности на могиле предков: жестоко отомстить заносчивому, высокомерному Городу, а заодно и всему остальному миру.

И он сделает это.

Недаром его поддерживает странная, неведомая, но от этого не менее могущественная темная сила.

Кеоркс вспомнил ее первое проявление. Сколько ему тогда было? Двенадцать лет? Тринадцать?

Взрослая рабыня его матери (тоже, кстати, из Маалена), всегда с ним почтительная, по приказу госпожи, пыталась научить подростка чтению.

Древние арамейские знаки никак не давались мальчишке, более склонному к упражнениям с мечом, чем со свитком. Да и вообще образованность была не в моде в славном Иридархе. Если надо что-то прочесть, всегда можно позвать грамотного раба, а вот заставить раба мечом завоевывать себе полмира – уже нереально, надо действовать самому. Так что важнее: меч или грамота?

Все это он и сказал женщине. Сказал, по обыкновению, грубо.

А когда та не сумела скрыть презрительной усмешки – мгновенно, как это всегда с ним бывало в подобных случаях, обнажил свой маленький, еще детский, меч и вспорол воспитательнице живот.