Марта Кетро - Осенний полет таксы

В шестилетнем возрасте мой сын был удивительно здравомыслящим мальчиком: умел и любил читать, имел покладистый характер и отлично ладил с людьми. У нас складывались чудесные отношения, но временами я испытывала естественное материнское недовольство собой: а что бы ещё этакого сделать во благо моего ребёнка? В один из таких моментов позвонила сестрица. Сыновья у нас родились с разницей в полгода, и нам всегда было о чём поговорить:

– Безобразие, они такие тощие, – без предисловий начала она, – а всё потому, что мы их неправильно кормим!

– Кого?

– Мишку и Артурчика, кого ж ещё. Я прочитала статью о здоровом питании.

Если мы не займёмся этим немедленно, они вообще не вырастут, недоразовьются, а потом умрут!

– О господи! Ты уверена?

– Да! Ты посмотри, что они едят, – Артурчик твой одни макароны лопает, а мой балбес сидит на жареной картошке. А витамины? А микроэлементы? А селен? Ты представляешь, что с ними станет от недостатка селена?!

– Даже думать об этом не хочу. Но ты же знаешь, не жрут они ничего больше, период такой, что залипают на чём-то одном…

– Борись! Проголодаются – съедят, как миленькие.

Следующие полчаса мы составляли идеальное меню по журналу, потом я повесила трубку и пошла в детскую.

– Мама? – Артурчик оторвался от очередного конструктора Star Wars. – Ты чего?

– Вот что. С этого дня буду тебя правильно кормить. Чтобы селен и витамины. Никаких макарон. Овощи и мясо! И не спорь! – И я поскорей вышла, чтобы меня не разжалобило печальное изумление, отразившееся на его худенькой – ведь, правда, худенькой! – физиономии.

С утра я начала претворять планы в жизнь. Проводила полдня у плиты, пытаясь обмануть аппетит моего сына и замаскировать под макароны то шпинат, то брокколи. Он не любил ни супы, ни каши, ни салаты, зато мог запросто навернуть целую сковороду пасты. Раньше думала, лишь бы ел, но сестра вправила мне мозги, и я трижды в день подсовывала Артурчику полные тарелки вкусной и здоровой пищи. Он крутил головой, вяло ковырял вилкой пюре, а однажды я заметила, что он тихонько плачет в щи. У меня чуть не разорвалось сердце, но я же не хотела, чтобы он «недоразвился», правда? Убегала из кухни и тоже немножко плакала – от жалости.

К счастью, через некоторое время заметила, что он стал съедать паровые котлеты, которые я давала ему на обед через день. Какое счастье! Махнула рукой на разнообразие и стала готовить их ежедневно. Когда он зависал над тарелкой более чем на полчаса, говорила: «Ладно, съешь хотя бы котлетку», а через десять минут он приходил с докладом, что дело сделано.

Только худел он всё больше и больше. И однажды вечером, когда Артурчик ложился спать, я погладила его по спине и нащупала сквозь пижамку с котятами торчащий позвоночник, не выдержала и разревелась. Быстренько вышла, а через полчаса снова заглянула к нему.

– Артурчик? – Он немедленно погасил ночник и спрятал книжку под одеяло. – Слушай. Ты, это, макарон не хочешь?

Боже мой, как он ел…

Спустя лет десять я разговаривала со своим подросшим и вполне «доразвитым» сыном о чувстве материнской вины.

– Мне, знаешь, до сих пор стыдно за некоторые вещи. Ну, когда я на тебя кричала… или та история со школой. Ты же не хотел переходить в маткласс, а я заставила.

– Да ерунда всё, мам. Тяжело было поначалу, но ведь на пользу же. А вот что ты меня чуть не уморила в шесть лет…

– Я? Я как лучше хотела! И потом, котлетки ты всё же ел.

– Котлетки, мама, я выбрасывал в окно. Оторвал угол комариной сетки и потихоньку туда проталкивал каждый раз. Это были самые голодные две недели в моей жизни.

– Милый, ну что ж ты не сказал мне…

– А ты бы услышала?

Конечно нет. Мы вообще их редко слушаем – детей.

Они жили в квартире напротив, она толстая и черноволосая, а он очень высокий. Конечно, когда мы познакомились, во мне было примерно сто десять сантиметров, но он объективно высокий, выше папы. Имена у них чудные, Арнольд и Соня, мама сказала, это оттого, что они евреи. Бедняги. Считалось, что любым не совсем русским немного не повезло, и мы должны относиться к ним бережно. Мы и относились.

Арнольд, сколько помню, разгуливал по дому в красных спортивных штанах, а Соня – в ситцевом расходящемся халатике. Детей у них не было, не получилось.