Сергей Мавроди - Сын Люцифера. Книга 1. Начало

Вот и Ниночка твоя драгоценная… Инфицирована она уже. Все! У нее теперь психология шлюхи. Если она у меня по щелчку сосала, и у всех моих бесчисленных помощников, то и любого другого отсосет. За милую душу! Подработать, например, захочет, бабок по-легкому срубить… Муж в командировке… Да даже и значения этому никакого не придаст! Подумаешь! Одним больше… Сколько их было!.. Главное, чтобы ты ничего не узнал, вот и все. А собственных моральных преград и устоев у нее больше нет. Они все в комнате сна остались. Она, вон, тебе уже сейчас врет и не краснеет. С самого начала! А дальше больше будет. Вот попомни мое слово! Не зря же говорится: ржа ест железо, а лжа — душу.

«Святая»! Блядь она теперь, а не святая! Шваль! Шлюха. Тряпка половая, грязь подзаборная! Обычная соска.)

— А кто хоть избивает? Женщина? Мужчина? — Алексей надеялся, что теперь-то уж мысли этого тугодума-Васьки потекут, наконец, в нужном направлении.

— Да не знаю… Мужчина, вроде… — как-то растерянно проговорил Валька. Чувствовалось, что до этого такой вопрос ему просто не приходил в голову. — А какая разница?

— Да нет, я так спросил,.. — сразу же пошел на попятный Алексей. (Сам дальше додумаешь, если не дурак!) — Слушай, Вась, я тогда пойду, пожалуй?.. Машину на завтра проверю. А то она у меня капризничает что-то последнее время… Машина ведь, сам знаешь, как дамочка: вовнутрь ей почаще лазай, тогда она и капризничать не будет. Под капот! — забывшись, хохотнул он.

Васька как-то странно на него посмотрел, и Алексей поспешил внутренне себя одернуть. Черт! Повнимательнее надо! Что это у меня последнее время даже шутки все стали прямо какие-то на одну тему?

— А пиво уж мы тогда с тобой в другой раз как-нибудь попьем? Не последний же раз видимся! — попытался он сгладить возникшую легкую неловкость. — Лады?

— Ну, ладно. Сам смотри, — все еще с некоторым сомнением на него глядя, медленно согласился Васька.

— Нинке привет! — уже вставая с кресла, вскользь бросил Алексей. — Пусть выздоравливает. Жалко, что не увиделись, — с видимым сожалением добавил он. — А то я даже неудобно как-то себя чувствую. Хоть бы лично чего-нибудь ей сказать… Утешить, что ли… Такая ситуация у вас… И с выкидышем этим… Ужас, конечно! С ума сойти! Как представишь себя на вашем месте…(Ну, приведи ты ее, болван! Дай мне на нее полюбоваться! Такую, леди ледяную. Снежную королеву. Всю из себя строгую-престрогую, холодную и недоступную-неприступную. Как, блядь, Монблан.)

— Ну, подожди секундочку… — растроганно произнес друг-Васька и торопливо вышел в соседнюю комнату.

Алексей, сгорая от нетерпения и кусая себе губы, топтался на месте. Ну!.. Ну!.. Через минуту Васька вернулся и виновато развел руками.

— Знаешь, не может она сейчас выйти. Очень плохо еще себя чувствует. Она сейчас в постели лежит вся больная — не хочет, чтобы ее в таком виде видели. Непричесанную и ненакрашенную. Ну, женщина — сам понимаешь…

— Да ладно, ладно! Ничего страшного. Завтра же все равно увидимся.

(Вот сука!! Дрянь! Могла бы, между прочим, к моему приходу и причесаться! Значит, я для тебя вообще не человек? Не мужчина? А, ну да — «урод и обезьяна».

Ну, погоди, тварь! Я тебя сейчас причешу! И покрашу заодно. В красный цвет. В багрянец! Это у нас сейчас в комнате сна модно. Последний писк! Ты у меня сейчас тоже запищишь. И заверещишь и застрекочешь! И чувствовать себя сразу будешь хорошо. О-очень хорошо! Ну, еще бы! Лекарей ведь у тебя сейчас мно-ого будет! Целая бригада. Я первый, а потом все остальные. В порядке общей очереди. Будут лечить, пока мадам не выздоровеет. Поточным методом. Очень способствует!

Ну, а затем мы с тобой еще и отдельно, моя милочка, кое о чем побеседуем. С глазу на глаз. В интимной, так сказать, обстановочке. Располагающей к откровенности.

Про выблядка твоего, например. Как это я не знал? А? Я тебе, блядь, не муж, чтобы со мной в эти игры играть! Во все эти ахи-охи! Меня стыдиться нечего.

Погоди, погоди, сучка! Ты у меня сейчас запоешь!)

Алексей с трудом выдавил из себя какое-то жалкое подобие улыбки. Губы у него дрожали и прыгали. За последние дни он совершенно разучился сдерживаться, и сейчас ему лишь с огромным трудом и неимоверным усилием воли удавалось кое-как подавлять рвущееся наружу бешенство. Глаза застилала какая-то розовая пелена. Он чувствовал, что еще совсем немного, и он полностью потеряет над собой контроль.

— Ладно, все! Побежал я! За инструментом еще надо зайти! Ну, давай! До завтра! — он схватил руку не успевшего и рта раскрыть Васьки, потряс ее и, не дожидаясь ответа, повернулся, выскочил пулей из квартиры и быстро побежал вниз по лестнице. Внутри у него все кипело.