Юрий Коротков - Подвиг

с чувством запел Игорь, глядя на тающую Марксэну, —

Одноклассники, взявшись под руки, позванивая колокольчиками, шагали по пустынному утреннему проспекту. Город еще спал, только на разделительном газоне рабочие монтировали огромные олимпийские кольца и буквы «МОСКВА-80».

На Ленинских горах собрались выпускники со всей Москвы. Подходили компаниями, парами и целыми классами, в белых платьях, с цветами и колокольчиками — белые ручейки стекались сюда со всех сторон и закручивались в огромный белый водоворот на смотровой площадке. Огромный город, освещенный первыми лучами солнца, раскинулся перед ними.

— Стадный инстинкт в наглядной иллюстрации, — мрачно сказал Блоха, оглядывая толпу. — Что тут толкаться, как баранам с колокольчиками? Пойдем куда-нибудь?

— Поехали на дачу! — загорелся Игорь. — Там никого.

— Наши увяжутся, — кивнула Соня на шагающих впереди одноклассников.

Первый пустой троллейбус подошел к остановке, безнадежно приоткрыл на ходу двери.

— Три-четыре! — скомандовал Игорь, и они бросились к троллейбусу.

Одноклассники растерянно смотрели вслед. Соня, Игорь, Блоха и Мишка, отъезжая, помахали им на прощанье с задней площадки.

Между плотных штор пробивался яркий солнечный луч, но в гостиной был полумрак. Соня сидела в кресле, устало откинув голову.

— Все, — сказала она. — Я сейчас прямо здесь засну… И ложиться страшно — кончится что-то… Проснешься в другой жизни…

— Ты определилась наконец, куда будешь поступать? — спросил Игорь.

— В МАИ, вместе с вами, куда я денусь. На материаловедение, там конкурс меньше.

— Я на теорию. Блоха — на летательные аппараты. Все на разных факультетах. Мишка осенью в армию. Вот и другая жизнь: все врозь…

— До осени еще дожить надо, — усмехнулся Мишка.

— Олимпиада скоро, — сказал Блоха. — Позорище на весь мир… Знаете олимпийский анекдот? — оживился он. — Брежнев открывает Олимпийские игры. Берет листок, читает: «О-о-о-о-о!» Удивился и снова начинает: «О-о-о-о-о!» Помощник сзади наклоняется: «Леонид Ильич, это олимпийские кольца. Текст ниже».

Все засмеялись. И снова в комнате стало тихо.

— Мы разойдемся когда-нибудь или нет? — капризно спросила Соня. — Я спать хочу!.. Где ты меня положишь?

— Здесь, — по-хозяйски развел руками Игорь.

— А нас? — спросил Мишка. — На сеновал?

— Зачем? На веранду. Там тепло.

— Значит, мы с Мишкой на веранду? — уточнил Блоха.

— Да.

— А ты здесь?

— Ну-у… Да… Мы там втроем не поместимся.

— Но зато мы все замечательно поместимся здесь. Не волнуйся, Соня. Мы тебя в беде не бросим. Мы тебя не оставим с этим грязным развратником!

— Ты говоришь, на веранде тепло? — спросила Соня.

— Да.

— Значит, я лягу там, а вы втроем здесь. Только и всего.

Ребята разочарованно умолкли.

— Множество бед происходит оттого, — решительно поднялся наконец Блоха, — что не находится человека, который назвал бы вещи своими именами. Мы вроде неглупые люди, все понимаем, но продолжаем играть в какую-то дурацкую игру. Я думаю, самое время разобраться в наших отношениях… Была детская клятва не влюбляться. И прошло пять лет…

— Хорошая была шевелюра, — с сожалением сказал Мишка, потрепав Блоху по голове.

— Да, — сокрушенно кивнул Игорь.

— Да пошли вы!.. — крикнул Блоха и умолк.

— Что случилось? — спросила Соня.

— Просто Женька решил немного подстричься, — пояснил Игорь.

— В честь окончания школы, — ухмыльнулся Мишка.

— Все, — Соня решительно встала. — Спокойной ночи!

— Спокойной ночи! — все невольно засмеялись.

— А сколько времени, кстати? — спросила Соня.

Игорь взглянул на часы.

— Говорит Москва! — дикторским голосом объявил он. — В столице полдень. В Свердловске и Уфе четырнадцать часов, в Красноярске — шестнадцать, а в Петропавловске-Камчатском, соответственно, полночь… А не предпринять ли нам, товарищи, путешествие? Последний раз перед тем, как окунуться в суровые будни? Вчетвером, без этих рож вокруг!

Все замерли, переглядываясь…

Они ехали в тряском вагоне электрички: Соня на последнем сиденье-одиночке, рядом с ней у стены тамбура были сложены пирамидой громадные рюкзаки. Игорь, Мишка и сияющий свежей лысиной Блоха плечом к плечу сидели напротив. Все молча, в радостном оцепенении, в ожидании скорого счастья, смотрели за окно на распахнувшиеся пространства полей, убегающие назад деревеньки.