Екатерина Мурашова - Одно чудо на всю жизнь

— Как это ты? — с любопытством спросил Лис.

— Я — лесной, — без тени куража ответил Сёмка. — Дома всегда край был, считай, в лесу да на речках-озёрах вырос. Могу прятаться так, что зверь не увидит. Человек — не зверь. А этот, — кивок в сторону Шатуна, — вообще никуда не смотрел. Я мог рядом идти, он бы не заметил.

— Ловко, коли не брешешь. Оставайся, будет срок, спытаем тебя в деле… — Сёмка Лису понравился, только тревожил по-прежнему затаённый страх в серых сумерковых глазах. Чего ж это он так боится? Вроде не из шакальей породы, и шкура на вид толстая… Надо будет при случае поговорить с ним…

Сёмка отошёл, снова присел на лавку, уставился на носки чёрных ботинок..

— Слышь, Лис, у пацанов до тебя выход [48] Выход — слово бытовало в Питере в 90-е годы XX века, им пользовались, когда обратиться по делу к конкретному человеку всем вместе было рискованно. имеется, — солидно сообщил Буряк (прозванный так из-за огромного, в треть лица, родимого пятна. Пятно имело насыщенный свекольный цвет). — По манкому [49] Манкий — заманчивый, соблазнительный, так говорят о деле или о вещи, но не о человеке. делу. Касаемо Вилли-новичка…

— Где Вилли?! — резко перервал Генка.

— С Ёськой на пруду. Тараканов ловит. Пусть пока тама… Разговор есть.

— Излагай, — Лис усмехнулся, присел на ступеньку, подпёр щёку рукой. «Дела», которые предлагали пацаны, как правило, лежали на границе между обычной глупостью и идиотизмом.

«Да и откуда чему взяться? — философски, без злобы и раздражения, рассудил Старший Лис. — Контингент в бригаде ещё тот… В школе-то редко кто больше трёх классов окончил, в семьях — тоже ничего хорошего, больные многие от самого рождения, или от водки по наследству, а уж кто колонию прошёл или специнтернат, тот вообще — крыша хорошо если на одном гвозде висит…»

Буряка выпустили вперёд для солидности (был он большой и не по-здоровому толстый) и зачина, о деле заговорил, как обычно водилось, Косой — интеллектуальный авторитет, окончивший без троек аж семь классов в интернате для слабовидящих детей. Почему Косой рванул из этого интерната — никто толком не знал, но какая-то нехорошая история оттуда тянулась: Косой лютой ненавистью ненавидел рыжебородых мужчин в очках и начинал просто трястись, когда видел хоть отдалённо похожую фигуру (тут ещё надо учесть особенности его зрения). Без стакана водки привести его в себя в таких случаях не удавалось. Косой рвался из рук пацанов (один он из-за зрения никуда не ходил) и визжал: «Убью гниду! Загрызу-у!» — Почти сразу после стакана Косой начинал молча плакать и быстро засыпал. Управляться со слабосильным Косым было несложно, а расспрашивать — отчего? да кто? — никому и в голову не приходило. У каждого в бригаде своя история по тому же складу, её бы забыть. Чего в чужую-то соваться?

— Ты, Лис, видал, как Вилли замки открывает, — Косой не спрашивал, а утверждал, так как самолично присутствовал при тестировании Виллиных умений Старшим Лисом. — Мы тут с пацанами подраскинули мыслью и скажем так: большая ложка нам сама в рот плывёт. Кто там этот Вилли вообще, как у него с мозгой и всё такое — это не нашего ума дело. Сегодня он здесь, завтра — его нет. Менты загребут, или доктора, или родственники сыщутся. Не уличный он — это глазом видно. Надо его, пока можно, по делу приспособить. Дело такое: под Озерском складов много. Которые путём охраняются, которые так. Особливо старые, военные. Жратва — это полдела. Можно оружие взять и через Ветрового толкнуть. Ты же с Ветровым в дружбе? Потом. Надо ещё проверить, не может ли Вилли сигнализацию отключать. Я б не удивился, если б смог. Тогда другой план: половина магазинов в Озерске — наши. Про сельпо — я уж и не говорю. Берём сразу, за одну ночь, всей бригадой, что унесём, — и ложимся на дно. Не здесь, конечно, другую лёжку искать надо. Можно даже в Питер податься, от греха. Если сумеем товар удержать и реализовать, так бабок на все хватит — сам знаешь, про что я говорю…

Генка знал, про что. Они с Косым — вроде товарищей по несчастью. Косой хочет операцию на глазах сделать — большие тысячи нужны. Генке нужно Ёську лечить — ещё больше денег. Операцию сейчас нельзя — мал ещё, растёт. А когда можно станет? Откуда деньги взять? Да и всё остальное — бумаги, документы? А Ёську надо поднять обязательно, для него самого и для Вальки. Такие, как Генка, долго не живут, значит, единственная Валькина надежда — Ёська. Если Ёська выправится, брата присмотрит — это уж так. Вот Вилли как раз Ёську и обещает вылечить. А пацаны хотят Вилли вместо универсальной отмычки — ментам в зубы. Да сколько они магазинов успеют взять? Один, два? И как раз — приехали, полезайте. Вилли первым. Обратно уж его никто не выпустит — это ясно. Такой феномен всякому нужен. И прости, прощай надежда. Нет уж!