Майкл Корда - Бессмертные

— Значит, ты полагаешь, Дэйвид, если я займусь профсоюзом водителей, победа на выборах мне обеспечена? Ты и впрямь так думаешь? — Похоже, он все еще сомневался.

— Мне кажется, для тебя это самое верное средство. Тема более чем актуальна, и не надо ничего изобретать. Если ты не ухватишься за это дело, кто-нибудь другой воспользуется им. Например, Стью Саймингтон.

— К черту Саймингтона. Ты прав.

Джек прошел в ванную переодеть рубашку. Мой взгляд задержался на его столе, где лежала “Дейли ньюс”. На первой странице была помещена фотография Мэрилин Монро. Она спускалась по трапу самолета, приземлившегося в аэропорту Айдлуайлд. За ней, сердито сверкая глазами, возвышался Джо ди Маджо. Мэрилин приехала в Нью-Йорк на съемки фильма “Зуд седьмого года”.

Нью-Йорк ей никогда не нравился. В ее представлении это был шумный город, весь состоявший из подлости, грубости, испарений и грязи, где жили одни только уроды, постоянно толкающие друг друга локтями на переполненных улицах. Она же любила широкие, просторные улицы с пальмами, привыкла к окружению приветливых людей и сверкающему блеску машин.

На самом деле она просто боялась Нью-Йорка. Ей казалось, что этот город не принимает ее, даже в качестве гостьи. Она не вписывается в его жизнь: одевается не так, как принято здесь, не похожа на местных жителей, неправильно ведет себя. Ей не нравились роскошные рестораны, громадные универмаги, где она всюду сталкивалась с грубостью.

Гостиницу, в которой ее поселили, она тоже ненавидела. Высоких гостей кинокомпании всегда размещали в “Сент-Режи”: наверное, потому, что у киностудии с этой гостиницей была договоренность, а может, потому, что там любил останавливаться Даррил Занук. Джо был доволен, она понимала это: в пяти минутах ходьбы от гостиницы находился ресторан “Тутс-Шорз”, где его всегда ждали приятели. Но она не могла даже спуститься на первый этаж: в узком, тесном вестибюле вокруг нее сразу собиралась толпа поклонников.

В Лос-Анджелесе появление кинозвезд никогда не вызывает ажиотажа, но в Нью-Йорке ей просто не давали проходу. В первый день она даже не смогла пробраться сквозь толпу из “Сент-Режи” на улицу и была вынуждена укрыться в темном пустом баре “Кинг-Коул”, пока для нее не расчистили проход. Кроме нее в баре сидел еще один человек. Он показался ей очень странным. У него были сумасшедшие вытаращенные глаза, прилизанные назад крашеные черные волосы, смазанные воском усы, острые концы которых поднимались чуть ли не до бровей, словно миниатюрные радиоантенны; на всех пальцах у него были перстни с крупными камнями. Рядом сидел гепард. Мужчина держал его за золотую цепь, которая тянулась от ошейника, украшенного драгоценными камнями. Так она познакомилась с Сальвадором Дали. Целых полчаса она сидела как зачарованная, а в это время Джо, рекламные агенты кинокомпании, сотрудники охраны гостиницы и полицейские пытались расчистить для нее узкую дорожку к выходу.

Так уж случилось, что раньше она не слышала о Дали, но он без ложной скромности сообщил ей, что он самый великий из ныне живущих художников, более великий, чем Пикассо. С важной учтивостью, присущей испанцам, он сказал, что хочет нарисовать ее в образе Венеры, поднимающейся из морской пучины, и это было самое приятное предложение, которое она услышала в Нью-Йорке с тех пор, как приехала сюда. Поначалу она боялась гепарда, но когда все же набралась смелости и погладила его по спине, зверь отреагировал, как самая обычная кошка, — заурчал от удовольствия.

Наконец за ней пришли и проводили к Джо. Он ждал под сводом гостиницы, бросая сердитые взгляды на толпу поклонников, фотокорреспондентов и просто зевак, которые полностью заблокировали Пятьдесят пятую улицу. Она рассказала ему о своей встрече с Дали и гепардом, но он не выразил интереса. Возможно, Джо подумал, что она шутит.

— Долли кто? — нетерпеливо переспросил он, вталкивая ее в ожидавший их лимузин с такой силой, что она чуть не упала.

Когда она думала о Джо, у нее сразу же начинала болеть голова; кроме того, ее мучили резкие боли в животе. Ей казалось, что другие женщины легко переносят менструации, а у нее, как и у ее матери, они протекали так бурно и болезненно, что она каждый раз со страхом ожидала приближения очередной менструации. Она была уверена, что ее мать попала в сумасшедший дом отчасти из-за этих приступов, и поэтому очень боялась, что в один прекрасный день с ней может случиться то же самое.