Роберто Пацци - Конклав

Внезапно картинка сменилась.

Установили прямую связь с площадью Святого Петра, вероятно для того, чтобы показать дым после решения конклава.

Все еще конклав? Да, кто про него слушает? Кого может интересовать дым, который должен возвестить, что там выбрали нового папу? Может быть, конклав закрылся?…

Взяла в руки пульт дистанционного управления, сомневаясь – сменить канал, или дальше смотреть новости из Ватикана. Взглянула на Лоренцо, который, казалось, совсем не слышит этот сильный дождь, и уж, конечно, он не из тех людей, кого может интересовать новый понтифик…

Вот и стена Сикстинской капеллы со знаменитым камином, из которого должен появиться дым. Нужно подождать какое-то время, похоже, что там еще не готовы зажечь огонь: вот возникло легкое перышко дыма, похожее на восковое. Как понять без комментария ведущего, какого цвета дым? И потом, этот телевизор старый, и картинки мутные… Ей показалось… нет, нет никаких сомнений – этот дым, как всегда, темный. Черный дым и на этот раз! Какая скука! И ей, захотевшей посмотреть, тоже!

Тут же переключила канал, появился разрушенный Рим, ей вновь стало страшно. Почувствовала холод, пуще прежнего. Потрогала радиатор, на этот раз он был ледяным. Потихонечку подползла под пуховое одеяло, прижалась к теплому телу Лоренцо, который, неосознанно почувствовав ее приближение, повернулся к ней и обнял ее правой рукой. Происходило что-то необычное – не смогла остаться неподвижной, как раньше. Почувствовала дом, как огромное раненое задыхающееся животное. Двери хлопают, шаги на лестнице, какие-то голоса, эхо от женского голоса, прокричавшего «Робертооо, Робертоооооо!..» Если бы ей было повеселее, откликнулась бы «Эээйййй!», чтобы немножко смутить чью-то надоедливую мать.

Настойчивый и беспокойный рокот голоса из телевизора с другого этажа зазвучал громче. Самые разные каналы, насколько смогла разобрать, передавали одно: дождь, казалось, хочет унести Вечный Город. А Лоренцо продолжал спать.

Подняла глаза на потолок и увидела на нем большое расползающееся мокрое пятно, значит, вода просочилась сквозь крышу, миновав водосточную трубу. Через некоторое время на постель начало капать. Может быть кому-нибудь позвонить?… Но зачем беспокоить своих? И потом, трудно будет справиться со смущением, если надо будет отвечать – где она и с кем…

Вспомнила только что увиденную сцену из Сикстинской капеллы. Какая насмешка! Но зачем это надо показывать по телевизору? Заметила, что о конклаве давно уже никто ничего не говорит, и только ночные новости показывают дым из Ватикана. Что же случилось на этот раз? В ее доме только бабушка продолжала покупать ватиканскую газету Messaggero, чтобы читать о происходящем в конклаве. Но смотреть на их дела, никто, кроме бабушки, не соглашался, а она, работая прежде в гардеробной ватиканского прелата, интересовалась всем, что там происходит.

Однажды передавали такие странные новости об их «пустых» выборах, что взволнованная бабушка пошла к своему священнику, сказать ему, что это все очень плохо для всего мира, и для Рима, в частности, ужасный знак для города и мира («urbi et orbi»), [72] Urbi et orbi – «Городу (т. е. Риму) и миру» – слова, входящие в принятую в XIII–XIV вв. формулу благословления вновь избранного папы как главы католической церкви для Рима и всего мира и ставшие формулой благословения папы в Страстной Четверг и в праздники Пасхи и Вознесения. говорила бабушка, не забывая специальный язык своего прелата, для которого сохраняла в шкафу величественные красные одеяния. Позже священник пересказывал слова бабушки Анне и ее матери, остановившись под их домом в ожидании трамвая и приглашая их на концерт воскресным утром в церковь Сан Клементе. Прощаясь, он заключил:

– У нас уже нет веры вашей синьоры мамы. Той веры, которая умела читать знаки провидений и предостережений… Сегодня, дорогая синьора Черони, чтобы зазвать народ в церковь, нам приходится в ней организовывать концерты…

И теперь, увидев этот буран, она вспомнила слова бабушки Чезиры.

Сверху упала первая капля, попала на веки Лоренцо и разбудила его.

Довольно далеко от Рима, в клинике Болоньи, другая пара молодых в этот вечер наслаждались близостью, особенно после того, как из палаты ушли остальные посетители. Благоприятный момент для Франческо и Катерины. Им мешало другое. Его неподвижность, снимать гипс еще только предстояло. И ее тоска, которая из-за плохой погоды вернувшуюся к ней нежность превратила в усталость, да еще этот страх, – вдруг кто неожиданно войдет.