Роберто Пацци - Конклав

В старом соборе он мог и не обращать внимание на всякие неудобства, бесцеремонность толпы и медленное течение обряда. Там ему удавалось сконцентрировать внимание на просфоре, и, ах если бы он еще мог ответить на важные вопросы: «А ты – ты веруешь ли? Веришь, что я твой Бог?» Здесь же, совсем наоборот, здесь было его место, интимное, и никто не мог потребовать от него ни большей театральности, ни формального служения. Тут он один, с просфорой, и только Контарини позади него.

Почему он не может тройным движением руки, одним только жестом ответить на те вопросы, хотя бы, например, вспомнив причину существования всего сущего и опершись на нее? И потом – должен ли находиться человек среди тех, в чью обязанность входит выбирать папу, или более того, – среди тех, кто мог бы быть представленным на избрание?

Встал на колени перед просфорой, как делал это всегда. А когда для благословения вина в чаше вновь поднялся, солнечный луч переместился и его руки больше не касался.

Нужные слова в конце службы быстро соскользнули с его губ, после чего его лицо стало безжизненным, словно лица тех, безымянных, кого он любил и кого больше не было с ним. На этот раз сказал все точно, по-итальянски, согласно записям в реформах Второго Ватиканского собора. [18] Реформы Второго Ватиканского собора – 21 Вселенский собор (1962–1965 гг.), собор католической Церкви, на котором речь шла о создании новой концепции всей жизни Церкви. Тихо, без всяких помех и остановок закончил обряд. Контарини больше не кашлял.

После мессы капеллан подал ему завтрак. На столе, рядом с салфеткой и чашкой, лежала вчерашняя почта, что обычно приходит домой накануне. Правила конклава предусматривали строгий контроль за перепиской любого, живущего в Ватикане, и почта уже была вскрыта.

Теперь из дворца ушли все шумы жизни.

– Ваше Высокопреосвященство, выборы в десять, осталось всего полтора часа; приготовлю Вам одежду и папку с документами. Потом мне надо будет бежать на совет к префекту Папского дома – кажется, там появились какие-то новые инструкции.

– Опять меняют что-то, старые правила давно уже никуда не годятся, как перлюстрация почты, например.

– Пришло письмо от палермского кардинала, думаю, что и оно не избежало цензуры.

– Не может быть, общение между нами внутри конклава все-таки еще свободно от этого.

– Не уверен, – подозрительно быстро отреагировал Контарини.

Вскрыл письмо, написанное от руки мелким почерком, и прочел:

«Дорогой Этторе, необходимо встретиться до утренних выборов. Будут: я, Генуя, Неаполь, Милан, Флоренция, Болонья и Венеция. Желательно твое присутствие. Это важно! Увидимся у меня».

Интересно – что важнее? Искусно плести интриги с итальянцами против кардиналов Востока, что тысячами голосов всегда голосуют за своих фаворитов? Или против тех детей из Африки, которые, по мнению уже многих, – настоящее будущее Церкви? Азия? Проблема Китая? И как быть с надеждами китайцев на получение места наследника Маттео Риччи – вызов, брошенный католической Церкви, все еще запрещенной, тайной в стране, которую ожидает, по всем прогнозам, также великое будущее? Перечитал список коллег: Генуя, Неаполь, Милан, Флоренция, Болонья, Венеция, сам Рабуити и он, из Турина. Нет кардиналов курии. Случайно ли?

– Куда разместили кардинала Рабуити? – спросил он у Контарини.

– В крыло напротив, дорогу знаю. Если хотите, чтобы я Вас проводил туда, нужно поторопиться, потому что потом я должен бежать на совещание.

– Сейчас буду готов.

Надел сутану с красной окантовкой и такими же пунцовыми пуговицами, ермолку. Взял папку с документами и сунул в нее еще непрочитанную почту.

– Пойдемте, Контарини.

Вышел, закрыл дверь на ключ и отдал его секретарю.

В коридоре, куда никогда не попадало солнце, было холодно. От заплесневелых стен с разбухшей и местами отвалившейся штукатуркой пахло сыростью, гнилостный запах ее подавлял все прочие. В глубине коридора заметил монахиню, сворачивавшую в другой отсек. Как, разве такое может быть? Конклав – это же место, предназначенное только для мужчин!

– Не монахиня ли там прошла?

– Нет, Ваше Высокопреосвященство, это был бенедиктинец в сутане.

Как он мог так обмануться? Здесь должны находиться только мужчины – этим уникален Ватикан. Такой порядок установлен несколько конклавов назад: избираемый папа обязан был проходить медицинское обследование на подтверждение принадлежности его к сильному полу.