Альфред Кох - Ящик водки. Том 1

Свинаренко: А ты помнишь, сколько ему было лет и сколько ей? Грубо?

— Суламифь — это у Куприна!

— А Куприн ее что, выдумал? Он ее списал с первоисточников. Я тебе о том, что она была несовершеннолетняя. И Соломон бы сейчас за нее зону б топтал, в Мордовии.

— Ну и что?

— А то, что ему б тоже не дали Храм строить. Ну разве если только на зоне — сейчас в местах не столь отдаленных много построено храмов.

— Знаешь этот анекдот? Слушай, я всегда считал, что за совращение несовершеннолетних — это тост, а это, оказывается, статья УК! Тем не менее еврейки быстро созревают, у них совершеннолетие наступает раньше.

— Это будет рассказывать адвокат Соломона, а у прокурора будет другое мнение. Это помнишь, как в кнессете жарко…

— Не, я другую версию этого анекдота слышал. Когда принцесса Диана увидела Рабиновича со своим мужем принцем Уэльским, оба без пиджаков, она говорит: «Принц, … твою мать, это Рабинович может без пиджака ходить. Но вы-то себя ведите как английский джентльмен».

— Вообще же 1982 год у нас какой-то бесславный получается. А как ты в это время себя представлял через двадцать лет? Двадцать лет спустя? Ты думал, что будет что?

— У меня была очень понятная биография. Поступлю в аспирантуру, защищу диссертацию, устроюсь работать, буду сначала ассистентом, потом старшим преподавателем, потом доцентом. Профессором мне вряд ли бы дали, по совокупности содеянного — в том числе и моими родителями… Так что сейчас я бы доцентом работал. Но это была бы неплохая позиция! Я был бы доктор, уже бы я защитился, сто процентов, и полставочки профессора в малопрестижном вузе, ну и я бы пятихаточку зарабатывал… В Варне бы отдыхал, в Прагу бы ездил, в Варшаву… Рига — Таллин. Сочи every year. Потом, значит, у меня был бы хороший автомобиль…

— «Волгу» бы взял.

— Нет, нет. До «Волги» я б не дослужился. А что-нибудь типа хороших «Жигулей» у меня бы было. Дача, думаю, да, была бы, шестисоточная. Под Питером, в хорошем месте. В Мге или в Луге…

— А может, ты был бы более счастлив, чем сейчас.

— Ну, во всяком случае, не менее.

— Наездов бы на тебя не было.

— Наездов бы не было… Но я был бы глупее.

— Почему?

— Я бы мир не знал.

— Какой?

— Весь!

— А сейчас ты знаешь, ну и что? Мудрый человек познает мир, не выходя со своего двора, утверждали древние китайцы.

— Нет, нет, это фигня. Ну вот летом прошлого года я посетил монастырь Сан-Мишель. В Нормандии, знаешь? У, какая красота… Я был в роще секвой в Калифорнии, это самые большие деревья в мире. Можно это понять, не увидев? Нельзя! А водопад Ниагара? А Капри? А Неаполь? А увидеть, как в неаполитанском ресторане эти официантки ничтоже сумняшеся объедки бросают в залив — и тебе обратно чистую тарелочку ставят? Вот тебе и Санта Лючия. А развешанное через улицу белье? На мотороллерах когда юнцы итальянские тебя обгоняют, подрезают? Ну, как это можно пропустить? Везувий? Ну, объясни мне, почему мы должны только догадываться, что это существует? И разглядывать фотографии? А в Лувре на Джоконду посмотреть? Походить по Елисейским полям, зайти в Латинский квартал? Пожрать в ресторанчике? Почему мы должны быть этого лишены?

— Но и сейчас большая часть населения России этого лишена! После того как вы провели свою приватизацию!

— Они сами себя этого лишили. Их государство этого не лишило. Они сами не смогли заработать. Да, может быть, государство не помогло им заработать, обобрало. Но оно, во всяком случае, им не запрещает в любой момент улететь в Париж!

— Но ведь, с другой стороны, какая главная задача? Спасти душу, помучиться. Страдания там… С тем чтобы…

— Полная херня — то, что ты говоришь. Где это написано? Ну где?

— Фарисей ты и книжник, вот ты кто!

— Никакой я не фарисей! Книжник, конечно! У нас книжная религия. У нас текст носит самодостаточный характер. Текст и есть наша религия. Вот этот вот текст, который называется Новый Завет, — это и есть наша религия. Вот что там написано — это свято, а чего там не написано — это все выдумки. Монах сидит, дрочит в своей келье, и мается, и потом заявляет всем: мол, все другие граждане, верующие в Господа нашего Христа, если вы не мучаетесь, как я, то вы не спасетесь! Ему ж обидно одному мучиться… Ему ж хочется, чтоб все мучились, тогда ему легче будет. Ну так и зачем же нам интерпретаторы? Давайте послушаем голос самого Господа!

— Но ведь он нам тоже известен в изложении репортеров — Матфея, Иоанна, Луки, Марка…

— Ну, хотя бы в изложении первой руки.