Где легко, а где опасность?
Где тюрьма, а где свобода?
И нужна ли, кстати, гласность
Для российского народа?
Хочешь жить — трудись и майся.
Не получишь ты задаром
Даже ваучер Чубайса
Иль монетаризм Гайдара.
Был Андропов, был Черненко,
Был сухой закон на водку…
Солженицын, диссиденты
— Все раскачивали лодку…
Кто работал, кто учился,
Кто — пожиже, кто — погуще…
Но Союз наш развалился
В Беловежской этой Пуще…
Начался подъем Китая,
Ельцин влез на самоходку…
Год за годом…Лишь не таял
Ящик водки, ящик водки.
Все приходят, все проходят…
Лифшиц, Бурбулис и Алкснис,
Кто теряет, кто находит
НТВ, программу «Алчность».
Гусь в Америке укрылся,
А Платон осел в Европе,
Кто с властями поделился,
Кто сидит в «Матросской»… жопе…
Кто пророк, а кто мессия?
Кто в Кремле, а кто — в колодках?.
Но у каждого в России
Есть заветный ящик водки!
Душит жаба, жмет интрига,
Но народ наш твердо знает:
Водка — это та же книга
— Проглотил, и полегчает.
Так не прячь в кармане фигу!
Не стреляй прямой наводкой!
Прочитай-ка лучше книгу
«Ящик водки». «Ящик водки»!
12 апреля 2004 г.
Роман Арбитман
ВВЕРХ ПО МАТУШКЕ ПО ВОДКЕ [6]
«Пить надо меньше! Пить меньше надо!» — уговаривал себя известный персонаж «Иронии судьбы», приплясывая на декабрьском морозе в своей одежке не по сезону. Между тем мораль этой новогодней рязановской истории сводилась к прямо противоположному: пить надо больше. Ибо только вмешательство Ее Сорокаградусности в скучную жизнь затюканного врача Лукашина позволило последнему резко изменить судьбу к лучшему… Нет, удивительное все-таки дело! История литературы пестрит поучительными примерами, когда тот или иной отважный замысел с размахом накрывался медным тазом из-за роковой диверсии злодейки-с— Наклейкой. И, напротив, политкорректности ради замалчиваются сюжеты, когда она, проклятая, способствовала появлению на свет какой— Нибудь незаурядной книги («Москва — Петушки» Венички Ерофеева тут выглядит исключением; да и первая легальная публикация этого знакового текста состоялась, не позабудем, в санпросветовском журнале «Трезвость и культура»). Потому-то, наверное, замысел любопытной книги Коха и Свинаренко сам по себе уже выглядит убедительным прорывом. Ибо водка здесь — не тема и не объект поругания (равно как и восхваления), но важнейший инструмент постижения нашей реальности.
Идея книги проста, как маринованный огурчик. Встретились за хорошей водкой два башковитых мужика за сорок. Бизнесмен и журналист. Встретились не с целью тупо напиться, а для того, чтобы вдумчиво потрепаться под диктофон: вспомнить и последнее двадцатилетие СССР (России), и самих себя в предлагаемых временных координатах. Этапы большого пути, так сказать. Один год — один вечер — одна бутылка — одна большая порция разговора. На другой день и на трезвую голову диктофонная запись будет расшифрована, пополнена специально выделенными комментариями обоих участников беседы, а также цитатами из классиков, от Ильфа — Петрова и Михаила Булгакова до маркиза Де Кюстина и Аристотеля, — тоже отдельными врезками курсивом. Ибо авторы ничуть не притворяются великими всезнайками, не корчат из себя (задним числом) выдающихся краснобаев. Они не скрывают, что по пьяному делу могут и не припомнить точно удачную цитату и что «хорошая мысля» в тему нередко приходит в голову уже постфактум. Таким образом, читателей подкупает атмосфера дружеского задушевного трепа, когда люди могут и подначить друг друга, и глупость брякнуть, и поправиться, и от главной темы ускакать далеко вперед или вбок, и матерком пройтись — не по злобе, а по необходимости. Потому как одним лишь умом, без крепкого словца вдогонку, Россию не мог понять даже поэт Тютчев — где уж нам, многогрешным!
Выбор точки отсчета для разговора кажется абсолютно логичным. 1982 год. Смерть Брежнева, приход Андропова, начало конца застоя и какие-то смутные едва-едва ощущаемые подвижки внутри мощной тектонической платформы Союза Нерушимого. Перемены, впрочем, еще впереди, а пока наличествуют дефицит, самиздат, два сорта пива (бутылочное и разливное), АГБ, Афганистан, фарцовка, граница— На-замке, радиоголоса, «Слава КПСС!», запретный доллар по шестьдесят четыре копейки и разрешенная колбаса по два двадцать. В общем, полный набор тогдашних прелестей и гадостей — с преобладанием последних.
Читать дальше