Альфред Кох - Ящик водки. Том 3

Свинаренко: К концу 96-го начался новый проект — журнал «Столица».

— Да помню я. По-моему неудачный был проект.

— Как денег не приносит, так сразу — неудачный? Что вы за народ такой — бизнесмены! Все бы вам бабками мерить! А масса людей до сих пор полагает, что «Столица» — это был прорыв. (При том, что я свое мнение оставлю при себе.)

— Журнал был с претензией на некую новую эстетику. Охлобыстин там писал… Я помню. Это была смесь литературы с журналистикой. А ты что, ушел в эту «Столицу»?

— Не ушел, это был все один издательский дом. А в «Столице» я был собкором в Америке. В городе Москва, что в штате Пенсильвания. Яковлев предложил мне туда уехать, пожить там, поработать, пописать для журнала — и после из этого сделать книжку. Что я и сделал.

— Ты год ведь там прожил.

— Год, но я так часто летал в Москву (state Россия), что не выпал из этой жизни с Это был великолепный график.

— Сколько раз в год ты был в русской Москве?

— Месяц там — месяц тут. Я успевал жить две жизни. Если б не уезжал из России, не сочинил бы заметок в «Домовой» больше, чем я их реально написал. С другой стороны, если б я безвылазно сидел в Америке, то написал ту же самую книжку, не более того. А так я сделал две работы. Пятилетку в четыре года. В три смены двумя руками за одну зарплату. По-хорошему, вообще только так и надо жить. Две недели в месяц делать одну работу, а две — совсем другую. Причем лучше в другом городе, если не в другой стране. Уезжая отсюда, я оставлял одни ключи, документы, блокноты — и брал все другое. И жил после месяц в другой стране, в другом доме, ездил на другой машине по другим дорогам, говорил на другом языке и видел других людей. Валюта, правда, была все та же.

— Можно было и вторую семью завести.

— Не, ну это уж на хер.

— А что ты там делал, в Пенсильвании?

— Жил. Писал заметки и слал в Москву. Встречался с местными, разговаривал с ними. Население 3000 человек… Ну, всех поголовно я не знал, но что касается адвокатов, журналистов, ментов, врачей, бизнесменов, библиотекарей, пожарников — то с ними со всеми я регулярно выпивал. Я написал про все, что представляло мало-мальский интерес.

— Я читал.

— Да? Ну я тебе просто концепцию рассказываю. Не все, правда, получилось. К примеру, не удалось мне взять интервью у местной знаменитости — карлицы ростом 1 метр 10 сантиметров: она в возрасте 99 лет умерла сразу после моего приезда. Но моими персонажами стали охотник на медведей, девелопер, мисс Москва, хозяин стриптиз-клуба, ветеран Вьетнама и прочие достойные люди. Там Москв много ведь, в Штатах. Двадцать с чем-то. А ту я выбрал по такому признаку: она была ближе всех к цивилизации. До Washington bridge, а это уже въезд на Манхэттен, было от моего дома 111миль — строго на восток по 80-му фривею. Полтора часа езды, если без пробок. И я туда все время ездил. Чуть не каждые выходные. Заезжаешь, значит, с моста на, чтоб не соврать, 176-ю улицу, и вниз, то есть направо. Там вскоре черный негритянский Гарлем, с чисто советским антуражем: пыль, какие-то ошметки кругом валяются, грязные ржавые машины, потерянные глаза у прохожих, одеты они кое-как, подозрительные типы роются в мусорных контейнерах, идут и едут на красный свет… Чем ниже по Манхэттену, тем больше цивилизации.

— А ты к Роме Каплану на Манхэттен ехал, в ресторан «Русский самовар»?

— В том числе. Хороший кабак у него. Потом еще Брайтон… Пельменная «Капуччино». Кафе «Париж». Ресторан «Континенталь». Ну, да это все тебе известно. Может, комментарий про это написать?

— Да ты уж книжку написал.

— Ну да. Долго, кстати, я ее писал… Два года. Правда, без отрыва от производства.

Комментарий Свинаренко

Я тут коротко процитирую предисловие к той книжке; я в нем объяснял, что за смысл был в той затее. Зачем я в Америку поехал и почему из нее вернулся. Сегодня и самому забавно это перечитывать. Тогда, в 96-м, жизнь была другая — простая какая-то, наивная.

«Долго я мотался по американским дорогам и проселкам. Порой, руля долгими осенними вечерами по пустынным степным трассам, я начинал задумываться о бессмысленности затеи, а на ночном привале в очередном обшарпанном мотеле вблизи нищей индейской деревушки — она и вовсе стала представляться безумной. Лежишь в кровати, пьешь пиво, смотришь телевизор, за окном ветер воет… Казалось, что ничего не выйдет, что напуганные со времен „холодной войны“ провинциалы будут сдавать меня в ЦРУ как советского шпиона и уж точно уклоняться от дачи показаний мне — потенциальному противнику, вражескому заокеанскому журналисту, очень подозрительно заброшенному в глубокий тыл сверхдержавы — оплота НАТО.